Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография

...

«Я ничего не имею против вас… Я недоволен вашими коллегами в министерстве… За четыре недели у нас так ничего и нет. Я ждал и не вмешивался, но и сегодня вы ничего не дали… Ваш результат – абсолютный ноль, а вы обязаны, как я считаю, позаботиться о том, чтобы в ваше отсутствие по болезни или в отпуске государственные интересы не страдали по вине ваших заместителей»63.

Раздражение, вызываемое нерадивостью подчиненных, усугублялось трениями с королем по поводу персонала прусского государственного министерства, который он не мог ни назначать, ни увольнять без санкции его величества. Они же были министрами короля, а не Бисмарка. Возникла размолвка и в связи с репарациями, которые должен был заплатить город Франкфурт. Бисмарк требовал три миллиона марок, королева возмутилась, король с ней согласился и сказал, что двух миллионов будет вполне достаточно. Наконец, вновь появилась тень Узедома, не дававшая Бисмарку спокойно спать по ночам. Узедома назначили прусским послом в Италию, а Бисмарк хотел от него избавиться64.

В итоге Бисмарк 22 февраля 1869 подал королю прошение об отставке. Причины? Посол в Италии – недотепа, план перестройки государства реализуется медленно, король и королева чересчур мягки по отношению к Франкфурту. Человек, изменивший ход европейской истории, решил уйти в отставку из-за абсурдно пустячных проблем. Трудно найти разумное объяснение этому демаршу, хотя Бисмарк будет разыгрывать комедию с отставками все последующие одиннадцать лет. Король ответил ему не без искреннего недоумения:

...

«Повторяю, между нами только одно разногласие – относительно Франкфурта-на-Майне. Узедомиану я еще вчера урегулировал в письменном виде согласно вашим пожеланиям; проблема палаты утрясется сама собой; о назначениях мы договорились, но согласятся ли индивиды ! Зачем же идти на крайности?»65

В тот же день, когда Бисмарк подавал в отставку, он сказал Роону: «Мои силы на исходе. Я больше не в состоянии выдерживать баталии с королем»66. Но какие же это баталии? Король писал Бисмарку с почтением и даже с некоторым возбуждением:

...

«Как вам могло прийти в голову, что я могу принять вашу идею! Мне доставляет величайшую радость (дважды подчеркнуто) существовать вместе с вами и во всем быть с вами солидарным! Какой же вы ипохондрик, если одно маленькое разногласие подвигает вас на крайнюю меру. Вы писали мне из Варцина, когда у нас было расхождение по поводу пополнения дефицита и у вас действительно имелось другое мнение, но, вступая на пост, вы считали своим долгом, выражая свое мнение, всегда руководствоваться моими решениями. Почему же вы столь кардинально переменили свое суждение, великодушно произнесенное три месяца назад? Ваше имя заняло самое почетное место в прусской истории в ряду государственных деятелей. Как же я могу позволить уйти такому человеку? Никогда. Успокоение и молитвы (дважды подчеркнуто) все уладят. Ваш самый преданный друг (подчеркнуто три раза). В.»67.

Роон тоже убеждал Бисмарка не уходить в отставку, уговаривая не подавать прошение:

...

«С того времени как я ушел от вас, мой высокочтимый друг, я не перестаю думать о вас и вашем решении. Оно не дает мне покоя. Я должен еще раз просить вас составить письмо таким образом, чтобы сохранялась возможность примирения. Не исключено, что вы еще не отправили его и сможете внести поправки. Подумайте. Вчерашнее, можно сказать, нежное послание преисполнено искренностью, пусть даже и отчасти нарочитой. Выражения, в которых оно написано, не оставляют сомнений в подлинности и чистосердечии… хотя ввиду ранга автора даже он вряд ли мог признать: “Да, я наделал глупостей, но исправлюсь”»68.

Чего же Бисмарк хотел от короля? Любви и ласки, как избалованное дитя, которые бы погасили нанесенную обиду? Выражения, в которых составлено письмо короля, выходят за рамки «нежного послания». Я позволю себе повторить эти слова: «Мне доставляет величайшую радость существовать вместе с вами и во всем быть с вами солидарным! Какой же вы ипохондрик, если одно маленькое разногласие подвигает вас на крайнюю меру!» Неясно, какой смысл вкладывал Вильгельм I в слово «ипохондрик». Вряд ли можно было бы назвать трудности Бисмарка, и личные и государственно-политические, не нафантазированными. Невелика беда, если бы законопроект о реорганизации вышел из министерства на месяц позже, Франкфурт заплатил бы два, а не три миллиона марок, и Узедом остался бы послом в Италии. Но именно таков был Бисмарк, по-своему за четыре года определивший географию Европы и историю Германии, а в 1870 году инициировавший крах империи Наполеона. Этот титан не мог спокойно спать только потому, что король не желал прогнать Гвидо фон Узедома.

Генерал фон Штош в письме Густаву Фрейтагу так обрисовал подоплеку истории с отставкой Бисмарка:

...

«Узедом напомнил королю о том, что во время последней аудиенции государь был с ним так милостив, что ему трудно поверить в то, что его отзывают. Король, взбешенный тем, что Бисмарк сместил посла без его ведома, приказал Узедому оставаться на своем месте, и Бисмарк получил по носу. Естественно, Бисмарк обернул все это в свою пользу и против Узедома. Новый взрыв гнева, за ним следует прошение об отставке. В конце концов Узедом лишился должности, но ничего не сказал Бисмарку о том, что король наградил его и предложил пост Ольферса».

Письмо Штоша подтверждает очень важную и характерную особенность натуры Бисмарка, о которой мы упоминали и раньше, – эгоцентризм. Штош тоже подвергался унижениям. Он стал фаворитом кронпринца и кронпринцессы, и Бисмарк занес его в число своих «врагов». Тем не менее, несмотря на свидетельства о нелояльности, которые Бисмарк прилежно собирал на него, Штош всегда его поддерживал. Письмо, которое мы процитировали, заканчивается такими словами: «Без Бисмарка мы не сможем построить рейх»69.

Тем временем дела все же продвигались вперед. Чиновники Дельбрюка подготовили законопроекты, касавшиеся унификации и либерализации новой государственной системы. 21 июня 1869 года рейхстаг принял закон о свободе промыслов и ремесел – эпохальное решение, разрывавшее исторические оковы гильдий, зло, осужденное Адамом Смитом в исследовании «Природы и причин богатства народов». 3 июля 1869 года в Северо-Германском союзе обрели свободу евреи: «Все существующие ограничения гражданских и национальных прав, проистекающие из различий в верованиях, подлежат отмене»70. 11 июля 1869 года актом о публичной компании отменялись требования запрашивать у правительства позволение на выпуск акций: по сути, закон разрешал создавать новые корпорации с ограниченной ответственностью. Общественность, безусловно, была поражена тем, что столь либеральные решения были приняты правительством, возглавлявшимся общепризнанным реакционером.