Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография

...

«В Париже черт знает что творится. Запахло войной! Когда вчера утром он пришел к Грамону, чтобы уведомить об отъезде в отпуск, тот находился в чрезвычайно взвинченном состоянии. Из Мадрида поступила телеграмма, сообщавшая о том, что принца Леопольда Гогенцоллерна собираются представить кортесам как наследника вакантного трона. Грамон был вне себя, обвинял нас в неосмотрительности и вероломстве и сказал прямо, что это нестерпимо. Франция никогда не согласится, министерство вызовут на ковер в палату. Вертер оказался в трудном положении, поскольку он был в полном неведении о происходящем. Ему оставалось лишь отмалчиваться. Благо, что он уезжал в отпуск и еще раньше наметил поездку в Эмс. Хотя, как я думаю, ему следовало бы остаться на месте. Король принял его почти сразу же, и они очень долго беседовали. Определенные неудобства создавало отсутствие Бисмарка, находившегося в Варцине. Это осложняло принятие решений»94.

В тот же день кронпринцесса писала королеве Виктории: «После того как Гогенцоллерны и король категорически отказались от испанской короны, первые поменяли свое мнение и, по всей видимости, примут ее – к великой досаде и короля и королевы…»95

7 июля 1870 года Вальдерзе записал в дневнике:

...

«Бисмарк никак не желает признать надвигающуюся опасность и предпочитает оставаться в Варцине и наслаждаться водами. Внезапно возникшая угроза войны с Францией огорчает короля, и он искренне хотел бы урегулировать все проблемы. К несчастью, принца Леопольда Гогенцоллерна нет в Зигмарингене. Он уехал в Альпы, и никто не знает место его нахождения»96.

8 июля Вальдерзе попросил у короля разрешения вернуться в Париж ввиду угрозы войны. Вильгельм во время аудиенции по своей воле рассказал ему о том, как все было. Вальдерзе записал в дневнике:

...

«Несколько месяцев назад испанцы снова постучали в дверь, и совершенно неожиданно отец и сын Гогенцоллерны горячо ухватились за идею, к моему величайшему изумлению, хотя еще недавно пребывали в нерешительности. Они поддались уговорам Бисмарка, и принц, сомневавшийся в своих способностях быть королем Испании, вдруг загорелся идеей, что на него возложена миссия осчастливить Испанию. Я умолял его чистосердечно обдумать все еще раз, но он продолжал настаивать, и я дал ему свое позволение как глава семьи… Я должен благодарить за это Бисмарка, поскольку он отнесся ко всему этому делу так же легкомысленно, как и к другим. (Вальдерзе на полях пометил: «Верно!») Впервые при мне король обсуждал действительно серьезную проблему. Он излагал свои мысли ясно и говорил уверенно»97.

Это свидетельство – пусть и спонтанное – не позволяет нам сомневаться в том, что именно Бисмарк подстроил кризис, а французы отреагировали в точности так, как он и рассчитывал. Своим пребыванием в Варцине он лишь создавал себе на всякий случай алиби.

Когда 9 июля Вальдерзе вернулся в Париж, обстановка в городе была почти предвоенная. На станции он встретил «капитана Леонтьева, помощника русского атташе князя Витгенштейна». Капитан приветствовал его такими словами: «Вы получили войну, верьте мне, и вам ее не избежать». Вечером Вальдерзе отправил Бисмарку шифрованную телеграмму: «Военное и морское министерства готовятся к большой войне. Резервы еще не призваны, но, похоже, уже завтра начнутся военные маневры. Железные дороги предупреждены. Не исключено нанесение удара до мобилизации войск»98.

То, что произошло потом, никак не могло случиться в нашу эру быстродействующих и вездесущих коммуникаций. Бисмарк находился в Варцине и не знал, что 9 июля 1870 года граф Бенедетти, французский посол в Пруссии, прибыв в Бад-Эмс, попросил у короля разъяснений. Вильгельм ответил в том духе, что все это дело касается его лишь как главу рода Гогенцоллернов, а не как прусского короля. Ему было трудно не поддержать католическую ветвь Зигмаринген. В действительности 10 июля король в письме князю Карлу Антону настоятельно просил отца убедить сына, принца Леопольда, снять свою кандидатуру. Карл Антон так и поступил и 12 июля объявил о том, что наследный принц Леопольд отказывается от предложенной ему чести. Одновременно Вильгельм послал в Варцин телеграмму, требуя от Бисмарка незамедлительно приехать в Бад-Эмс99.

Безусловно, Бисмарку ничего не было известно о последних событиях. Об этом свидетельствует тот факт, что 10 июля 1870 года он отправил своему банкиру Блейхрёдеру телеграмму с указанием «избавиться от железнодорожных акций» в его портфеле100. Сегодня Бисмарка обвинили бы в противозаконной финансовой операции, но тогда это не имело никакого значения. Важно другое: этот факт доказывает, что 10 июля Бисмарк предвкушал начало войны. Только приехав в Берлин 12 июля, он узнал о том, что Леопольд отвел свою кандидатуру. Во второй половине дня его экипаж остановился на Вильгельмштрассе, и ему вручили ворох телеграмм. Сидя в карете, он и прочитал о решении Карла Антона и причастности к этому короля Вильгельма. Другие телеграммы сообщали о «фанфаронстве» и «зубоскальстве» французской прессы. Первой его мыслью было немедля подать в отставку: Пруссия подверглась унижению, большему, чем при Ольмюце101. Бисмарк созвал совещание, пригласив на него Мольтке, Роона и графа Эйленбурга. Мольтке явился с «красным от злости лицом, расстроенный тем, что попусту тратит время, зря приехал в Берлин и война, к которой он столь тщательно готовился, отодвигается на неопределенное время…» Старик Роон тоже выглядел удрученным. Бисмарк же сказал: «До этого момента я думал, что стою на пороге великих исторических событий. Все, что я получил, это неприятный перерыв в моем Kur (курсе лечения)…» И Герберту [71] : «Продолжай доблестно служить, боевых наград не предвидится»102.

Тем не менее Бисмарк должен был предпринять какие-то меры для спасения своей репутации. Он встретился с Горчаковым, остановившимся в Берлине по пути домой после отдыха на минеральных водах Вильбада. По всей видимости, Бисмарк договорился с Горчаковым о совместных наступательных дипломатических действиях против герцога де Грамона. Самым разумным в его положении было убеждать европейские правительства в том, что прусский король и его министерство проявили сдержанность и здравомыслие. Именно в таком ключе Горчаков и провел свои беседы с лордом Лофтусом и де Лоне. Лофтус сразу же отправился к французскому поверенному в делах ле Сурду, порекомендовав ему, что французскому правительству следует удовлетвориться достигнутым и признать миролюбивость прусского короля103.

О дальнейших событиях мы узнаем из дневниковых записей Вальдерзе, сделанных в Париже: