Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография

...

«Король тоже так думал. Он разгадал интриги, разглядел несправедливое отношение к Эйленбургу, которого постоянно отсутствующий Бисмарк довел до отчаяния, заставив его одного принимать удары и выдерживать бой за реорганизацию окружного самоуправления»94.

30 ноября 1872 года «пайршуб» был реализован. Король Вильгельм, оскорбленный оппозицией «своих юнкеров», назвал двадцать пять новых пэров в палату господ, и 9 декабря 1872 года уложение о местных органах власти благополучно выдержало испытание вотированием благодаря появлению этих новых двадцати пяти голосов95. Закон отменял патримониальную полицию и юнкерскую сельскую администрацию. Баронесса Шпитцемберг записала в дневнике, что кайзер унизил крайне правое юнкерство, поставив его в один ряд с «еврейскими магнатами и спекулянтами»: «Меня рассердило бы, если бы в палату господ попали nouveau riche , потому что я становлюсь настоящей тори, очень консервативной. Отец говорит – авторитарной и жестокой»96. 13 декабря король Вильгельм подписал и наложил печать на новый закон о местных органах самоуправления [85] .

Но на этом не закончились невзгоды прусского кабинета. Несколько министров пожаловались королю на нескончаемые отлучки Бисмарка. Министра земледелия фон Зельхова оскорбило то, что его не привлекли к обсуждению законопроекта о местных администрациях. Подумывали об отставке Роон и Иценплиц. Бисмарк не мог допустить, чтобы от него ушли «министры конфликта»: могли подумать, будто он затевает новый либеральный курс. В середине ноября Бисмарк мрачно писал Роону о своем очередном нездоровье:

...

«В последние дни я снова чувствую себя неважно, с позавчерашнего дня не поднимаюсь из постели и упал духом из-за этого, поскольку прежде мне стало заметно лучше. Да хранит Вас Бог, в жизни человека не так быстро все меняется к худшему, главное – не разлагаться»97.

Через день он написал Вильгельму I, извиняясь за то, что вследствие слабого здоровья не смог быть рядом с кайзером во время кризиса. Он пытался по просьбе Эйленбурга вмешаться на расстоянии, но это привело лишь к недоразумениям и еще больше расстроило его здоровье: «Поэтому я попросил Роона вызвать меня только в том случае, если понадоблюсь вашему величеству, и уведомил его о том, что не буду более поддерживать индивидуальную переписку с каждым из моих коллег»98. Эта версия искажает реальную ситуацию. Отказ вмешаться в процесс прохождения законопроекта, как и его длительное отсутствие в Берлине способствовали обострению и затягиванию кризиса. В данном случае Бисмарк по примеру Понтия Пилата просто-напросто умыл руки и ушел от ответственности.

В середине декабря Бисмарк получил известия о том, что Роон подал прошение об отставке, и решил поступить таким же образом. Отвечая «его превосходительству» 13 декабря, он написал о намерении обратиться к его величеству с просьбой разрешить ему «разделить функции, вверенные мне и предполагающие, что его величество желают и дальше видеть меня на службе… с тем чтобы оставить за собой руководство делами рейха, включая внешнюю политику»99. В частном же письме «дорогому Роону», отправленном в тот же день, Бисмарк сообщил: ситуация требует его скорейшего возвращения в Берлин «не потому, что я совершенно здоров, а потому что мне необходимо многое обсудить лично с его величеством и с Вами». Здесь же мы читаем занимательную сентенцию о «неслыханной аномалии, когда министр иностранных дел великой державы одновременно отвечает и за внутреннюю политику». Что мог подумать старый Роон, видевший, как Бисмарк наращивал свое всевластие? Еще интереснее его дальнейшие признания:

...

«В моем роде занятий аккумулируешь вокруг себя много врагов, не обретаешь новых друзей, а теряешь старых, если в продолжение всех десяти лет служишь своему делу честно и бесстрашно. Я в немилости у всех ( sic !) членов королевской семьи, и король стал доверять мне меньше. Даже у стен есть уши. В результате мне теперь труднее проводить внешнюю политику… Во внутренних делах я лишился приемлемой для меня поддержки из-за предательства консерваторов по проблеме католиков. В моем возрасте, когда осознаешь, что жить осталось недолго, потеря старых друзей и связей наводит на унылые размышления об этом ( sic !) мире и парализует. Болезнь жены, за последние месяцы еще более обострившаяся, добавляет мне тревог. Мои силы истощены перенапряжением. У короля, не вылезающего из седла, нет ни малейшего представления о том, что он уже загнал когда-то сильную лошадь. Ленивый живет дольше»100.

Это откровение заставляет задуматься о странных личностных качествах самого известного государственного деятеля своей эпохи, а может быть, и всех времен. Если вы угрожаете своему лучшему другу полицией или размахиваете ножом перед ним за обедом, то вы, возможно, обидите его. Если вы осмеиваете принципы, которым еще недавно были верны, то люди, по-прежнему разделяющие их, скорее всего вас будут презирать. Если вы будете изводить подчиненных, пока их не изничтожите, то они в порядке самозащиты могут вступить и в заговор против вас. Бисмарк фактически загубил карьеру графа Гарри Арнима, потому что увидел в нем соперника и противника [86] . Арним, тщеславный, пустой и безответственный биржевой спекулянт, был неприятен Бисмарку, но надо ли было судить его, обвинять в измене, гнать из страны и доводить до могилы101?

Реорганизация системы местного управления лишила юнкерство древней патримониальной юрисдикции и приблизила деревню и крестьян, трудившихся в юнкерских поместьях, на один шаг к современной цивилизации и правовым нормам. Оппозиция помещичьего класса нисколько не напоминала государственную измену, она всегда носила характер политического сопротивления и защиты своих интересов. Бисмарк не хотел этого признавать. Перед нами искуснейший политический актер XIX века, деятель, руководствовавшийся на грани гениальности политическим чутьем и воображением и игнорировавший простейшую политическую реальность: то, что любые действия имеют последствия. Он прибегал к самообману и демонстрировал жалость к себе в такой грубой форме, что даже Роон и Мориц фон Бланкенбург, самые преданные друзья, должно быть, засомневались в его здравом уме. Тем не менее ни они, ни кто-либо другой не находили в себе мужества говорить ему правду. Демоническая властность суверенной самости, вызывавшая благоговение и восхищение, гипнотизировала их. Стоические христиане Людвиг фон Герлах, Эрнст фон Зенфт-Пильзах и «маленький Ганс» могли противостоять ему и говорить «свою правду», но он изгнал их от себя. Заштатные враги и в рейхстаге, и в прусском ландтаге считали своей обязанностью постоянно нападать на него, но мало кто из них интересовался подспудными сторонами характера этой гигантской личности, хотя такие люди, как Роггенбах, знали реального Бисмарка.