Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Несколько «выигравших вчистую», чьи претензии были отклонены Пикардом (а его действия, еще не рассмотренные апелляционным судом, были поддержаны судом по банкротствам), обратились за помощью в Конгресс. С начала года они добивались законодательного акта, который потребовал бы от SIPC признания последних выписок по клиентским счетам всех жертв финансовой пирамиды в качестве доказательства величины потерь, независимо от того, кто сколько внес и сколько получил.

К лету некоторые из «выигравших вчистую» скрепя сердце поддержали «Билль о правах жертв финансовой пирамиды». Билль для них оказался в лучшем случае синицей в руках – в него не вошло их ключевое требование признания последних выписок. Но лидеры организованной группы жертв утверждали, что билль как минимум ускорит слушания и следствие, которые «вместе с нашим усиленным лоббированием позволят настоять на внесении необходимых поправок».

Несмотря на их лоббистскую деятельность, соответствующий законодательный акт к концу сессии Конгресса так и не прошел слушания в комитете. Но в конце декабря несколько поддерживающих его конгрессменов пообещали после начала новой сессии в январе 2011 года заменить этот билль более решительным законопроектом.

Этот новый билль, как предполагалось, запретит конкурсному управляющему SIPC подачу исков «по возврату ранее выплаченных сумм» против невинных жертв финансовой пирамиды и потребует у него санкционировать выплату компенсаций по последним выпискам инвесторов, если они не являются профессионалами Уолл-стрит, которые «знали… или должны были знать» об афере, но не предупредили о ней регуляторов.

Билль под названием «Акт о равноправии инвесторов», внесенный на рассмотрение в феврале 2011 года, в принципе не запрещал иски «по возврату ранее выплаченных сумм», но не позволял конкурсному управляющему требовать обратно те деньги, которые невинные жертвы изъяли из пирамиды до ее краха. Запрет сократил бы число тех инвесторов, от которых конкурсный управляющий вправе требовать возврата денег, тем самым уменьшив вероятность того, что «проигравшие вчистую» в конце концов получат все, что вложили. Самое любопытное то, что билль законодательно закреплял категорию тех, кто «должен был знать», что Мэдофф жулик, ограничивая ее брокерами и консультантами по инвестициям.

Согласно этому биллю, Пикарду запрещалось подавать иски против некоторых богатейших и наиболее квалифицированных инвесторов, которые не были брокерами или управляющими инвестициями. Более того: балансы на последних выписках по клиентским счетам этих инвесторов-«непрофесионалов» были астрономическими. Они могли бы претендовать на сотни миллионов долларов, тем самым резко уменьшив суммы, на которые могли рассчитывать «проигравшие вчистую». И Пикарду пришлось бы удовлетворить эти претензии, если ему не доказать, что эти лица на самом деле были в курсе аферы Мэдоффа. И наоборот: если менеджер только что получившего лицензию взаимного фонда оказался в числе «выигравших вчистую» в финансовой пирамиде, билль не защищал его от «возврата выплаченных ранее сумм», независимо от степени неопытности такого менеджера.

У некоторых из «выигравших вчистую» были основания заявлять, что Пикард не должен требовать у них возврата денег, которых у них нет, а если и есть, они не могут их выплатить, не скатившись в полную нищету. Но если «вчистую выигравший» подпадал под программу SIPC о «тяжелых случаях», то Пикард оставлял его в покое. В последние недели до истечения крайнего срока подачи исков изрядное число «выигравших вчистую» ходатайствовали о статусе «тяжелый случай» и получили его, и дела против более двухсот «выигравших вчистую» к декабрю были Пикардом закрыты.

Возвращаясь к пресловутому биллю, заметим, что он не требовал распространить защиту SIPC на непрямых инвесторов финансовой пирамиды. Между тем тысячи инвестировавших через «донорские» фонды Мэдоффа точно так же напрасно уповали на SIPC как «выигравшие вчистую». Конкурсный управляющий отказал им в удовлетворении исков не потому, что они получали фиктивные прибыли, а потому, что у них не было клиентских счетов в брокерской фирме Мэдоффа. Зато фидер-фонды, принимавшие у них деньги, были клиентами, имеющими право на помощь SIPC. Чтобы вернуть свои деньги, потерянные из-за банкротства Мэдоффа, такие инвесторы могли затребовать их только у своих фидер-фондов при условии, что притязания самого фонда были признаны обоснованными.

В первые дни и недели после ареста Мэдоффа внимание публики было поглощено поиском его сообщников. Ко второй годовщине его ареста признание сделали сам Мэдофф и еще двое (незаменимый Фрэнк Дипаскали и нерадивый бухгалтер Дэвид Фрилинг). Еще пятерых обвиняли в поддержке финансовой пирамиды, но все они заявили о своей невиновности и готовились отбиваться от обвинений в суде. Прокуратура при каждой возможности утверждала, что уголовное следствие продолжается, но также поясняла и то, что бремя доказательства вины «при отсутствии обоснованного сомнения» куда тяжелее, чем бремя доказывания по гражданским искам, поданным в суд по банкротствам, независимо от того, насколько безусловными и впечатляющими представляются обвинения в таких делах.

Дни и недели после ареста Мэдоффа вызвали и гневные требования реформ всех структур – Комиссии по ценным бумагам и биржам, SIPC и судов, где работу этих двух агентств доводили до логического конца. Комиссия под председательством Мэри Шапиро претерпела одно из самых радикальных в своей истории преобразований. Ее отдел правоприменения enforcement наделили новыми инструментами – расширенной системой поощрения информаторов о правонарушениях («свистунов»), правом выписывать повестки в суд, упрощенной структурой управления, высвобождающей кадры для борьбы с мошенничеством «на месте», усовершенствованными программами обучения для юристов и следователей, – и выделили деньги на развертывание этих инструментов. Эти достижения могли быть сведены на нет будущими сокращениями бюджета, однако отдел правоприменения вновь обрел бесстрашие и получил поддержку в Конгрессе, где всего два года назад один конгрессмен назвал Комиссию «врагом».