Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Преступление выглядит так благопристойно – пока не грянет гром. Но до тех пор любой, кому понадобится изъять деньги для личного употребления или на благое дело, может беспрепятственно их забрать. А те, кто их не забирает, тоже не тревожатся за свое богатство и чувствуют себя в безопасности от мировых финансовых невзгод. Пока деньги не иссякнут, народ любит афериста и благодарен ему. С чего бы ему страдать?

Нет сомнений, что именно так Берни Мэдофф и жил день за днем. Он не видел «жертв», он видел только «бенефициаров». Легко понять, как это соблазнительно. Кто не мечтал вытянуть счастливый билет и поиграть в бога, раздающего направо и налево деньги без счету, кто не мечтал ощутить пьянящий восторг, веселое всесилие?.. Пока гром не грянет, вероятность, что кто-то когда-то пострадает, остается всего лишь вероятностью. В конце концов, он мог и не дожить до развязки. А может, раньше случился бы конец света, как он надеялся.

А может быть, и того лучше – нашелся бы выход! Эли Визель говорил о способности преступника вообразить преступление, о котором его жертвы не в состоянии даже помыслить. Верно – но почему в таком случае не предположить, что преступник сумеет изобрести способ уйти от ответственности за свои действия? Если Мэдоффу хватило воображения, чтобы совершить преступление исторического масштаба, то, несомненно, ему, как всякому аферисту, хватило воображения и на мечту выйти сухим из воды. «Тут все спрашивают меня, почему я попросту не сбежал, – писал он в электронном письме из тюрьмы. – В последние несколько лет у меня были, конечно, возможности припрятать деньги, при моих-то связях… Но, по правде говоря, я всерьез об этом не задумывался. Наверное, мне не хотелось думать о том, что я у кого-то краду. Где-то в голове у меня сидела мысль, что я сумею все уладить… каким бы абсурдом это сегодня ни казалось». Преступники не скованы логикой, иначе не было бы никаких пирамид, логических выходов из которых для афериста раз, два и обчелся – самоубийство, тюрьма или жизнь пугливого беглеца.

Если бы Берни Мэдофф, несмотря на всеобщее обожание, в своем отражении в зеркале видел только жулика, он был бы честнее с самим собой, чем большинство из нас. Но, как всякий аферист, он потому умел изо дня в день смотреть в глаза своим, что они вовсе не казались жертвами, до самых последних дней и недель, когда – и тому есть неоспоримые свидетельства – он уже не находил себе места от страха и безысходности, как любой пойманный с поличным, загнанный в угол человек.

Такова финансовая пирамида: преступление эгоцентриста – не садиста. Испытывать удовольствие от чужой боли – не то же самое, что управлять финансовой пирамидой. Да никакой боли и нет до последних мгновений. Ты помогаешь, а не истязаешь. И эту изначально ложную иллюзию каждый благодарный клиент, что ни день, подпитывает словами: «Благослови тебя бог, Берни!»

Но пирамида Мэдоффа не просто подтвердила то, что мы всегда знали об этом виде преступлений. Она впечатала в нашу душу новый урок.

Все финансовые пирамиды перемещают богатство от одной жертвы к другой. Но ввиду специфики многих жертв Мэдоффа – благотворительных учреждений, целевых фондов, крупных филантропов, великодушных людей со всех ступеней экономической лестницы, – его пирамида перемещала богатство еще и от отдельных жертв в более широкое сообщество. Выходит, Мэдофф грабил Петра, чтобы заплатить Павлу, а Павел отдал награбленные деньги в помощь всем остальным, в помощь всем нам.

Случай Джеффри Пикауэра, конечно, неординарный, но показательный. Как и многие инвесторы Мэдоффа, Пикауэр накопил огромное богатство, отчасти, если не полностью, с его помощью. А потом пустил часть средств на поддержку медицины, научных исследований, образования – словом, на то, чтобы сделать мир лучше.

Так же поступал и Карл Шапиро, филантроп из Палм-Бич. Как и всякий инвестор пирамиды из первого эшелона, он получал деньги, взятые у следующих жертв, и использовал их на пожертвования больницам и художественным музеям, на помощь нуждающимся.

Норман Леви умер, оставив в фиктивной прибыли на руках Мэдоффа целое состояние, а его дочь использовала часть этого дутого состояния на создание фонда за справедливость и равенство для всех. Семейные фонды таких жертв Мэдоффа, как хозяин команды New York Mets Фред Уилпон и знаменитый кинорежиссер Стивен Спилберг, поддерживали множество благородных начинаний. Даже семейный фонд Мэдоффов вносил свою лепту в исследование лейкемии.

Вообще, если говорить о жертвах Мэдоффа, на какой бы социально-экономических ступени общества они ни стояли, то нельзя не заметить, что у многих сотен отдельных историй есть одна общая черта – щедрость к другим. Типичный пример – Гордон Беннетт, частный поставщик натуральных продуктов, накопивший благодаря инвестициям в Мэдоффа на безбедную пенсию. Скромные сбережения принесли приличный доход, и остаток жизни он смог посвятить жизнь делу охраны природы, чем принес обществу немалую пользу. По списку жертв Мэдоффа разбросаны скромные семейные фонды из малых и больших городов Америки, и каждый внес пусть небольшие, но несомненно ценные улучшения в жизнь тех, кто оказался в орбите его деятельности.

Богатые и, вероятно, эгоистичные менеджеры хедж-фондов инвестировали в Мэдоффа, а тот выплачивал их деньгами инвестиционный доход «Хадассы», шедший на благотворительность и разные полезные дела. Богатые арабские суверенные фонды национального благосостояния тоже инвестировали в Мэдоффа, а из их денег он выплачивал доход и комиссионные Стэнли Чейзу, который щедро жертвовал образовательным учреждениям в Израиле. Купающиеся в роскоши инвесторы давали деньги Мэдоффу, а он использовал их для постоянных, стабильных выплат скромным инвесторам, которые в результате жили уютнее и умирали достойнее, чем было бы в ином случае.

Но пирамида Мэдоффа принесла и другую, новую и пренеприятную, весть тем, у кого хватает здравого смысла ее понять. Сумевший обезоружить самых квалифицированных корпоративных инвесторов, Берни Мэдофф наглядно показал, что сейчас, в двадцать первом веке, регуляторам дьявольски трудно защитить общество.

И если даже история Мэдоффа не доказывает ничего другого, она определенно доказывает, что регуляторы живут в мире грез, мало напоминающем тот мир грез, в котором обитают инвесторами. Пропасть между ними наводит на мысль о пресловутой дихотомии Марс – Венера. Регуляторы, даже очень хорошие, – с Марса. Инвесторы, даже очень богатые, – с Венеры.