Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

По закону Пикард должен был подать свои иски по возврату ранее выплаченных сумм до 11 декабря 2010 года. До истечения лета 2009 года он обратился в суд с требованием вернуть 13,7 млрд долларов. Все эти суммы были затребованы от крупных фондов либо чрезвычайно богатых частных лиц, чьи юристы были готовы к длительной обороне посредством ходатайств и возражений, которые в конце концов приведут либо к судебному вердикту, либо к некоему соглашению сторон. Такая позиционная война затягивает время и увеличивает судебные издержки, хотя вообще-то подача исков обходилась Пикарду в одну и ту же сумму независимо от того, подавался иск против гиганта или против карлика. Поэтому воевать с карликами не имело смысла, когда вокруг было столько гигантов с деньгами Мэдоффа в карманах.

Тем не менее многие мелкие инвесторы больше всего боялись, что он будет преследовать и их. Их страхи говорили о том, каким настороженным и недоверчивым стало их отношение к Пикарду после встречи 20 февраля. Рост враждебности огорчал его самого и тревожил его коллегу Дэвида Шиэна. Им-то казалось, что Пикард демонстрирует максимальную открытость, гибкость и сочувствие, – насколько это позволял закон. Он лично или через кого-либо из своих сотрудников отвечал на тысячи электронных писем и звонков. Да, это было сложнейшее международное дело о банкротстве, но Пикард, по его убеждению, делал все возможное, чтобы объяснить эти сложности тем, кто пострадал наиболее тяжко. Несмотря на злобные обвинения, которыми его закидывали чуть ли не каждый день, он редко выходил из себя.

Но он не мог отбросить два камня преткновения со своего пути: медленный темп выплат по претензиям и метод подсчета убытков.

К концу июня, после более шести месяцев труда, из 13 705 претензий решение удалось вынести менее чем по шестистам. Это было невыносимо мало, и жертвы Мэдоффа, находящиеся в наиболее отчаянном положении, рвали и метали.

Вина за создавшуюся ситуацию лежала не только на конкурсном управляющем. Ввиду того, что документация Мэдоффа устарела, команда Пикарда потратила сотни часов и десятки тысяч долларов на оцифровку миллионов бумажных страниц и микрофишей, чтобы можно было исследовать и сортировать их с помощью компьютера. ФБР тщательно просматривало документы в поисках возможных сообщников, скрывающихся за вымышленными именами на клиентских счетах, и дополнительно отсрочило выплаты по ряду претензий. Министерство юстиции запретило команде Пикарда опрашивать более четырех десятков человек, в том числе более двух десятков сотрудников Мэдоффа. К тому же банкротство – процесс небыстрый даже в лучшие времена.

И даже зная все это, злопыхатели кляли персонально Пикарда, будучи убеждены, что проволочки – прямое следствие его метода подсчета потерь инвесторов. Они уверяли, что дорогостоящее и отнимающее уйму времени восстановление клиентских счетов не потребовалось бы, если бы Пикард просто взял за основу исков от лица SIPC последние выписки со счетов, чего, по их убеждению, и требовал от него закон. Наилучшим способом для Пикарда ускорить процесс удовлетворения претензий, по их разумению, состоял в том, чтобы отказаться от жесткого принципа «сколько вложил, столько и получишь».

Команда Пикарда в конце концов ускорит процесс выплаты по претензиям, создав компьютерную сеть, в которой юристы из разных мест смогут работать одновременно. Но по вопросу о том, как конкурсный управляющий подсчитывал убытки инвесторов, он вместе со своими противниками оказался в патовой ситуации. Он полагал, что толкует закон единственно правильным образом, а тысячи инвесторов – что он абсолютно не прав.

SIPC признала, что некоторые разоренные инвесторы тяжко страдают от задержки выплат. Принуждаемая адвокатами нескольких инвесторов оказать хоть какую-нибудь временную помощь, организация в мае учредила беспрецедентную программу «тяжелых случаев» для ускоренного разбирательства по особо неотложным претензиям, что делалось впервые (либо потребовалось впервые). Но незнакомые и запутанные правила, прилагавшиеся к этой новой программе, лишь пуще разгневали некоторых пожилых инвесторов, нуждающихся в срочной помощи.

Пикард стоял на своем. Суммы выплат будут подсчитываться исходя из принципа «сколько вложил, столько и получишь». При таком подходе на нескольких тысячах клиентских счетов, затрагивающих благосостояние тысяч неведомых людей, «чистых активов» не было вовсе, потому что владельцы счетов к тому времени уже сняли наличных больше, чем вложили. Согласно обидному речевому обороту суда по банкротствам, такие счетодержатели оказались «в чистом выигрыше» и потому им не причиталось ничего до тех пор, пока другие инвесторы не вернут себе свои первоначально внесенные денежные средства, – в переводе с языка юристов это означало «никогда». А что еще важнее для тех, кто оказался в «чистом выигрыше» и в острой нужде, их лишили права на авансовые выплаты SIPC в размере до 500 тыс. долларов.

Такого исхода ожидали многие специалисты по законодательству о банкротствах. С их точки зрения, это был единственно возможный метод подсчета потерь от пирамиды, не раз обкатанный в суде. Но некоторые инвесторы Мэдоффа были убеждены, что во всем виновата SIPC, это она своей властью меняет устоявшийся порядок ликвидации финансовой пирамиды, а иные были готовы вступить в битву, чтобы доказать это. Одним из таких инвесторов была юрист из Нью-Джерси по имени Хелен Дэвис Чейтмен.

По резюме Хелен Чейтмен не скажешь, что она годится на роль Жанны д’Арк в войне, разразившейся вокруг методологии подсчета чистых активов. В середине 1970-х годах она закончила колледж Брин-Мор и решила поступить в школу права. В фирме Phillips Nizer она занималась частной практикой, попеременно работая в офисе фирмы на Манхэттене и в небольшом ее представительстве в Нью-Джерси. Она специализировалась на делах, связанных с ответственностью кредитора, которая определяется законом о банкротстве и представляет собой весьма загадочную область – в этом отношении она под стать ликвидационной стратегии SIPC. Чейтмен даже написала на эту тему авторитетный учебник.

Высокая, худая и бледная, с коротко подстриженными соломенными волосами, Чейтмен выглядела гораздо моложе своих лет и говорила с мягкой, успокаивающей интонацией. Но своих клиентов она защищала неутомимо и напористо. В делах, которые Чейтмен вела pro bono , на общественных началах, она яростно отстаивала интересы обездоленных, и ее несомненный дар говорить напористо и убедительно – в суде и вне его стен – очень помогал ей в юридических баталиях.

В этом деле у нее был свой интерес. По рекомендации знакомого она в 2004 году вложила все свои сбережения в Мэдоффа. Стратегия выглядела «надежной и консервативной», писала она позднее. «Я сказала другу, что единственный риск в том, что Мэдофф – мошенник, – продолжала она. – Друг засмеялся и сказал, что у Мэдоффа безупречная репутация среди финансистов и он был председателем NASDAQ».