Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Чейтмен и Велвел стали двумя самыми заметными защитниками несчастных «вчистую выигравших». Их анализ дела New Times распространяли по электронной почте и рассылали журналистам как некую непогрешимую доктрину. Любой, кто с ними не соглашался, становился объектом их уничижительной критики в СМИ и на интернет-форумах жертв.

Любопытно, что они пользовались лексикой Уолл-стрит, которую Мэдофф использовал для маскировки своего преступления. Его жертвы именовали себя «клиентами», которые «делали инвестиции». Он зарабатывал «прибыли», а они изымали их в виде «дохода от инвестиций» и даже, видит Бог, платили с них налоги. На тот момент, когда Мэдофф признался в мошенничестве, у них на счетах благодаря этим «прибылям» еще сохранялись определенные суммы денег. Вот эти-то последние зафиксированные остатки по счетам и есть их потери от аферы Мэдоффа. Все ясно и просто.

Но Ирвинг Пикард и Дэвид Шиэн не видели ни «инвестиций», ни «прибылей», ни фигурировавших в отчетах «остатков» на клиентских счетах. Зато они видели махинации, вранье и краденое добро. По их мнению, Мэдофф был обыкновенный вор-гастролер – въехал в город и всех надул. Некоторых посетила счастливая мысль потребовать вернуть деньги, прежде чем он прыгнул в седло и ускакал на закат. Он отдал деньги, чтобы никто не закричал: «Держи вора!» – а откажи он, так бы и случилось. Этим немногим просто повезло – они увернулись от пули и еле-еле избежали ограбления.

Другие жертвы – те, которым не повезло, – не вернули себе ни гроша, прежде чем Мэдофф ускакал не попрощавшись. В их случае пуля нашла свою цель и ограбление состоялось. В понимании Пикарда и его команды, любая добыча, обнаруженная в седельных сумках жулика, когда его наконец изловили, по праву принадлежала тем самым невезучим, тысячам «проигравших вчистую», и больше никому.

Но «выигравшие вчистую» не чувствовали себя везучими. Они тоже считали себя ограбленными, лишившись богатства, которое, как они полагали, у них было. Они чувствовали себя преданными и Мэдоффом, и Комиссией по ценным бумагам и биржам, и они были правы: их предали, как в трагедии. Но предали и «проигравших вчистую», и цену они заплатили повыше – по крайней мере, в пересчете на наличные. Короче говоря, «счастливчики, выигравшие вчистую» не были счастливы и ничего не выиграли. Они, по калькуляции Пикарда, попросту не имели права на немедленную помощь, независимо от того, насколько кто-то из них нуждался.

Работа Пикарда, как долго понимал ее суд, состояла в том, чтобы попытаться усадить всех невинных жертв Мэдоффа в одну лодку, с общим правилом для всех пассажиров: они жертвуют всеми своими фиктивными прибылями, но возвращают себе все изначально вложенные деньги. На день ареста Мэдоффа «выигравшие вчистую» уже получили вложенные деньги назад, а «вчистую проигравшие» – нет. «Проигравшие вчистую» никогда не получали фиктивных прибылей, а «выигравшие вчистую» их получали.

Мэдофф грабил Петра, чтобы заплатить Павлу. Единственный способ исправить это состоял в том, чтобы теперь отобрать деньги у Павла и отдать их Петру. Даже если конкурсный управляющий и нашел бы способ уплатить Петру из некоего иного источника денег, Павел по-прежнему оставался бы состоятельнее Петра, потому что получал фиктивные прибыли, а Петр их не получал. И до тех пор, пока всем каким-то образом не удалось бы вернуть полную сумму, указанную на последних выписках по клиентским счетам, неизбежно получалось бы, что «вчистую проигравшие» будут ущемлены по сравнению с «вчистую выигравшими», а это, как ни крути, несправедливо.

Не было ли сразу после ареста Мэдоффа такого момента, когда для помощи наиболее тяжко пострадавшим от преступления можно было применить иной подход?

Правосудие, обеспечиваемое судами по банкротствам, слепо. К «выигравшим вчистую» богачам вроде владельцев New York Mets оно отнесется точно так же, как к обнищавшим «выигравшим вчистую» – школьным учителям на пенсии или начинающему писателю. Оно одинаково отнесется и ко всем «вчистую проигравшим», будь то богатый хедж-фонд с Карибских островов или вышедший на пенсию мэр из маленького городка в Нью-Джерси. И это правосудие не только слепо, но и медлительно, слишком медлительно, чтобы оказывать срочную помощь.

Совсем недавно, когда катастрофический разлив нефти весной – летом 2010 года на северном побережье Мексиканского залива причинил населению и бизнесу огромный ущерб, был предпринят похожий подход: чтобы ускорить процедуру распределения фондов, выделенных корпорацией British Petroleum для выплат по компенсациям ущерба, в точности так же был назначен чрезвычайный распорядитель. Эта попытка захлебнулась после того, как чрезвычайный распорядитель пообещал решить проблему быстрее, чем было в его силах. Но притом что у недовольных его постановлениями оставалась возможность обратиться в суд, общее мнение все же признало такой подход более эффективным способом возмещения убытков, чем долгий путь через судебную систему.

Разумеется, чрезвычайный распорядитель гипотетического «Фонда возмещения убытков жертвам Мэдоффа» столкнулся бы с теми же проблемами, с которыми столкнулся конкурсный управляющий SIPC: уголовное следствие, вероятность того, что некоторые жертвы Мэдоффа на самом деле были его сообщниками, недостоверные либо несуществующие документы. Налогоплательщики, не возражающие против денежных возмещений вдовам и сиротам жертв 11 сентября, несомненно, отказались бы платить богатым офшорным хедж-фондам, а единственным карманом, который в возмещении по искам мог сыграть роль British Petroleum, была сама SIPC, которая для того и была создана, чтобы принимать на себя обязательства по банкротному процессу.

И все же была, наверное, возможность некоего принципиального решения SIPC, неформального, индивидуального подхода для оказания экстренной помощи наиболее нуждающимся жертвам, если бы только Комиссия по ценным бумагам и биржам сразу осознала масштаб катастрофы и обратилась в Белый дом, чтобы призвать Конгресс отреагировать более адекватно.