Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Иск Lax & Neville последовал почти сразу после аналогичного иска Хелен Чейтмен. Она доказывала, что Пикард несправедлив и непоследователен, что процессы по «возврату выплаченных ранее сумм» попросту аморальны и что и иски по возврату, и Пикарда следует исключить из процесса по искам к Мэдоффу, если жертвы вообще хотят добиться правосудия.

Вдохновленные своими неутомимыми защитниками, «выигравшие вчистую» стали более организованными. В письмах в редакции, в постингах в Интернете, в интервью СМИ и в письмах в Конгресс и в суд они отточили свои аргументы против подходов Пикарда, основанных на анализе входящих и исходящих денежных потоков. Некоторые из них учреждали группы защиты, формировали альянсы с другими группами жертв мошенничества и лоббировали в Конгрессе в пользу законодательного акта, который заставил бы Пикарда и SIPC признать их претензии.

«Проигравшие вчистую» были менее склонны к публичным выступлениям. Они нашли молчание не столь ранящим – все-таки Ирвинг Пикард и Дэвид Шиэн вели их бой, и они не хотели подставляться под атаки более шумных «вчистую выигравших». Но так как никто не выступал публично от имени «вчистую проигравших», то сторонников подхода, основанного на анализе денежных потоков, кроме Пикарда и Шиэна, не было видно.

Незадолго до трех часов дня среды 17 июня 2009 года генеральный контролер Комиссии по ценным бумагам и биржам Х. Дэвид Котц, невысокий и подвижный темноволосый человек с глубоко посаженными глазами, вошел в здание шоколадного цвета исправительного центра Metropolitan в глубине федерального комплекса на манхэттенской Фоли-сквер. Котца сопровождала его заместитель, стройная блондинка по имени Ноэль Френджипейн.

Они пришли расспросить Берни Мэдоффа о том, каким образом он более десятилетия ускользал от десятков следователей Комиссии.

В исправительном центре – попросту говоря тюрьме – им указали небольшое помещение для свиданий, обставленное лишь несколькими стульями и не имеющее даже стола, где к ним присоединились Айк Соркин и его коллега Николь Дебелло.

После короткого ожидания вошел Мэдофф в сопровождении охранника, который освободил его от наручников. Несмотря на три месяца в тюрьме, он, если не считать тюремной униформы, выглядел почти так же, как в новостных выпусках и тематических телепередачах последних шести месяцев.

Котц попросил его принести свидетельскую клятву, но Мэдофф отказался. Когда Соркин напомнил, что он обязался «говорить правду», он просто кивнул.

Мэдофф тут же захотел прояснить некоторые вопросы. Он заявил, что прокуратура и Ирвинг Пикард неверно поняли кое-что из сказанного им на декабрьской встрече, когда они обсуждали отказ от обвинения. «Ходит много ложной информации» о деле, начал он, поспешно добавив: «Я не говорю, что я невиновен».

Затем он пустился излагать историю, сплетенную из правды и лжи, о том, что якобы произошло на самом деле, позволив Котцу узнать из первых уст, как он годами вертел юристами Комиссии.

Он утверждал, будто все, что он рассказывал Комиссии о своей стратегии опционной торговли – «конверсии с разделением страйка» – и о компьютерных алгоритмах, было чистой правдой: в начале своей брокерской деятельности он в самом деле с успехом покупал и продавал акции и опционы. «Тут надо нутром чуять, хотя теперь у нас и есть искусственный интеллект, – продолжал он. – Это сочетание новейшей технологии и интуиции трейдера, а я был хорошим трейдером». Он повторил то, что говорил в суде: что афера началась в начале 1990-х как временная мера. «Я набрал обязательств на слишком большую сумму, и стратегия забуксовала, – говорил он Котцу, пересыпая свою речь биржевым жаргоном и переплетая выдумку с правдой. – У меня был европейский банк, я исполнял прямые конверсии, а они делали обратные… Я думал, что справлюсь».

Когда же прибыли снизились, говорил он, «Я подумал: ладно, я просто сгенерирую эти [фальшивые] сделки, а потом рынок придет в порядок и я отыграю назад. Но этого не произошло. Это была моя ошибка. Надо было примириться с потерей пары сотен миллионов и смотать удочки».

В почти сюрреальной манере Мэдофф продолжал уверять Котца – дословно, – что инвестиционная стратегия, которую он якобы применял все эти годы, работала и была настоящей и «не такой уж экзотичной». Крупные фирмы Уолл-стрит могут сколько угодно уверять, что видели его насквозь, но в числе его клиентов было несколько бывших высших руководителей Merrill Lynch и Morgan Stanley, сказал он – и это была чистая правда.

«Люди, более чем достойные доверия, знали, что так можно, иначе они не стали бы клиентами… нужно всего-навсего посмотреть, на каких людей я работал, и вы сами поймете, что это правдоподобная стратегия», – продолжал он. Эти люди «знали всяко побольше, чем этот ваш Гарри» (он имел в виду Гарри Маркополоса). Мэдофф не отказывается признать то, что, даже если бы его стратегия применялась честно, она не приносила бы таких прибылей каждый месяц на протяжении почти двадцати лет, а в многомиллиардном масштабе ее вообще невозможно было применять честным образом, не завалив рынки.

Относительно провальных попыток Комиссии поймать его он отозвался учтиво, но убийственно: «Вероятно, все сводится к слабому финансированию».

Мэдофф ответил и на другие вопросы Котца. В мае 2006 года он, свидетельствуя перед Комиссией, не консультировался с адвокатом, полагая, что отсутствие адвоката убедит всех, что ему нечего скрывать. К тому же он за себя не беспокоился. «У меня на все были ответы, – говорил он. – Концы с концами сходились».

И, нет-нет, он не встревожился, когда в начале 2006 года опросили и Фрэнка Дипаскали, сказал он, как всегда легко солгав: «Он к тому же вообще не знал ни о каких нарушениях». И, нет-нет, он никогда не подделывал документов DTCC для того, чтобы предъявить их Комиссии. Более того, он настаивал, что следователи Комиссии, разбиравшие в 1992 году дело Avellino & Bienes, убедились, что его сделки были настоящими. Он и сам понятия не имел, что у этих двоих «были тысячи клиентов».

Мнение Мэдоффа, которое, по-видимому, складывалось по мере того, как он отвечал на вопросы Котца, состояло в том, что неослабное внимание Комиссии к преступлению, которого он не совершал, ослепило ее в отношении преступления, которое он совершил. Иными словами, они легко могли бы его поймать. Они «задали все правильные вопросы и все же зациклились на торговле с опережением», сказал он. И добавил: «Им в Комиссии и в голову не приходило, что это финансовая пирамида». Даже выяснив номер его счета в расчетной палате DTCC, Комиссия не удосужилась проверить, есть ли на нем ценные бумаги, показанные на выписках с клиентских счетов.