Креативы Старого Семёна

И Верочка поехала в Новосибирск, успешно сдала экзамены, и была принята на мехмат местного университета.

Жила она в общежитии, и, поскольку ничего делать не умела, кроме как учиться, то грязное белье посылала маме в Киев, а та стирала и отсылала обратно.

И однажды мама получила от Верочки отчаянное письмо. Дочка писала:

"Материал очень сложный, я боюсь, что не сдам сессию, и меня отчислят".

Мама немедленно ответила: "А ты занимайся больше, Верочка, работай, и все будет хорошо, никто тебя не отчислит".

И получила новое письмо:

"Нет, мама, я все-таки очень боюсь. Хотя занимаюсь очень много. Но девочки, с которыми я живу в комнате, даже ходят по ночам к ребятам математикой заниматься, и то говорят, что их выгонят!"

…А как люди покупали «Жигули» тогда, в семидесятых? Когда машина эта стоила столько, что заработать на нее можно было только за несколько лет самоотверженного труда? Думаете, накопил денег, пошел и купил? Да нет, ребята, в свободной продаже «Жигулей» не было. Нужно было встать в очередь - что тоже было не так-то просто - отстоять там несколько лет, а уж потом… Ну, еще некоторым удавалось купить на родном предприятии, где партком тщательно рассматривал кандидатуры потенциальных покупателей: достоин ли, заслужил или нет. А то доверь кому попало такое право – машину приобрести - знаете, что начнется?

Купив автомобиль, человек резко повышал свой социальный статус, да и, кстати, сексуальную притягательность. Девушки были благосклонны к владельцам транспортного средства.

Это уж потом, спустя несколько лет, услышал я разговор двух подруг:

— Представляешь, Зина, вчера иду по Ленинскому проспекту, вдруг машина тормозит, парень такой модный мне: «Девушка, садитесь, подвезу!»

— И ты села?

— Зина, ты что! Первая модель! Сесть – это значит себя не уважать!

А в начале жигулизации населению было не до тонкостей. О машине мечтали, машиной грезили. Помню, приятель, тридцатилетний уже, вполне зрелый мужчина, после многих волнений и переживаний стал наконец-то владельцем «копейки». И рассказывал о своих незабываемых впечатлениях:

— Не поверишь, когда я впервые сел за свой собственный руль, включил зажигание и поехал, у меня наступила такая эрекция! Что там жена! Даже с Олькой не так!

Дело было в шестидесятые годы, при Брежневе. Мама моя ехала в метро. Сидела и читала книжку о Прокофьеве, вышедшую в серии "ЖЗЛ". А рядом сидел какой-то старичок. И он сказал маме:

— А вы знаете, когда умер Прокофьев?

— Нет, - ответила она.

— Он умер в один день со Сталиным! - громко и торжественно объявил старик, привлекая к себе внимание пассажиров. - И это был самый счастливый день моей жизни! И знаете, почему? Во-первых, умер этот тиран, которого я ненавидел. А во-вторых, я обожаю траурную музыку. Обожаю! А в тот день ее передавали с утра до вечера. Я получил такое удовольствие!

Не грусти и не печаль бровей

Есенин

Восемнадцать лет подряд вся страна смотрела по телевизору речи Генерального Секретаря ЦК КПСС Л.И.Брежнева. Зрелище было, честно говоря, не особенно захватывающее. Леонид Ильич монотонно читал написанные ему тексты, в ударных местах поднимая глаза на аудиторию, как бы давая тем самым понять, что здесь можно и даже нужно поаплодировать.

Годы шли, старел Леонид Ильич, взрослел я, его слушатель. Но по привычке, приобретенной еще в школе, продолжал смотреть его выступления. Некоторые изменения все же происходили. Можно было заметить, что Брежнев стал чаще переворачивать страницы. Причем читать быстрее он не научился. Просто текст теперь, очевидно, печатали намного более крупным шрифтом. Чтобы глаза у Леонида Ильича не уставали.

Ну а в остальном все было по-прежнему, и жуткую, смертельную скуку вызывали эти идущие одновременно по всем программам телевидения монотонные читки, иногда прерывавшиеся бурными, продолжительными. Переходящими в овацию.

Но однажды я был вознагражден за долгие годы ожидания. Брежнев решил оживить свою речь. Добавить в нее немного чувства, интонации. И было это так.

— Часто говорят, - сказал Генеральный секретарь, немного удивленно смотря в бумажку с текстом и приподняв свои знаменитые брови, - что время течет быстро.

Тут он помолчал немного, затем, покачав головой, продолжил скорбным тоном:

— Это верно!

Слушатели вслед за докладчиком задумались о бренности всего земного. А Леонид Ильич тем временем перевернул страницу. И бодрым, жизнерадостным голосом закончил свою мысль:

— Если работаешь на совесть, с огоньком!

И поднял глаза на аудиторию. Раздались бурные, продолжительные аплодисменты. Выждав, пока стихнут овации, Брежнев продолжал, гордо и с достоинством:

— О себе могу сказать, что я был и остаюсь солдатом!

Тут он недоуменно замолчал, поднял голову, осмысливая сказанное. Потом уткнулся в текст, и с явным облегчением прочел:

— Солдатом мира, солдатом прогресса!

Они вместе работали, вместе выпивали, вместе ходили по бабам. Дружили, одним словом. Витя женился первым, Вова чуть позже. И не то, что после этого дружба дала трещину, нет. Просто свобода у них обоих стала несколько не та. Все урывками, наспех, на бегу. Быстро выпили, поговорили, разбежались по домам. Ну и с женщинами приходилось аккуратней.

Но все же в какой-то степени дружба сохранялась. А потом у Вовы родилась двойня. И тут уж стало не до развлечений. Не хватало денег. И он плюнул, уволился и поступил на курсы официантов со знанием английского. Были такие перед Олимпиадой восьмидесятого года.

Да у и Вити ребенок появился, заботы, пеленки. И видеться они перестали совсем. Разве что перезванивались изредка.

Прошло несколько лет. За это время Витин брак распался, жена ушла к другому. И ребенка забрала. С горя он стал попивать. А у Вовы все было хорошо. Он давно окончил свои курсы, работал официантом в крупном ресторане, недалеко, кстати, от Витиного дома. Чаевые были хорошие, на жизнь хватало.

И как-то утром, дело было в восемьдесят пятом году, уже после горбачевского указа о борьбе с пьянством, Витя проснулся с дикого бодуна. И стал думать, где бы опохмелиться. Продавали в магазинах ведь тогда, как известно, с четырнадцати ноль-ноль. А в ресторанах и кафе тоже до двух часов заказ на спиртное не принимали.

И тут он вспомнил про друга. Он-то выручит! И неверными шагами поплелся в ресторан. Огромный зал был пуст, ни одного посетителя. Но Вова, к счастью, работал, была его смена.

Друзья обнялись после долгой разлуки.

— Вова, выручай! – сказал Витя. – Принеси чего-нибудь. Видишь, еле до тебя добрел !