Креативы Старого Семёна

— Вот, много говорится о мальцевском почерке в земледелии. Что вы можете про это сказать?

— Да что, почерк-то у меня и в детстве был плохой, а сейчас и вообще каракули, не разберешь, - ответил Терентий Семенович.

Много лет назад, в командных соревнованиях на первенство одного из московских профсоюзов мастер С.Салов, многократный чемпион СССР среди глухих, играл на своей доске с любителем. Дело было на моих глазах. После того, как партия закончилась, Салов сказал партнеру:

— Мне кажется, решающую ошибку вы допустили, сыграв Се7 вместо совершенно обязательного h7-h6.

— Да брось ты, - ответил соперник, - слон е-семь какой-то, у меня идея была – твою туру выловить, не вышло маленько.

По пути на работу и с работы, дважды в день, проезжаю я мимо завода «Серп и молот». Когда-то флагман советской индустрии, ныне он, как и большинство московских промышленных предприятий, лежит, что называется, на боку.

А когда-то там кипела жизнь, выполнялся и перевыполнялся план, вручались переходящие знамена, шло социалистическое соревнование.

Вспоминаю одну историю, которую мне в те времена рассказал приятель, работавший в одном из цехов этого передового предприятия:

— Сижу как-то в конторке, заходит один работяга, я его немного знаю, он по лимиту у нас, до этого сидел лет пять, за драку вроде. Заходит, в руке держит свой расчетный листок, стоит, мнется и молчит.

Наконец женщина, экономист наш цеховой, его спрашивает:

— Что вы хотели?

— Да вот, - отвечает он, - даже не знаю, как сказать… неудобно, вы работаете, а я со своей ерундой.

— Ну говорите, говорите!

— Да ладно, чего я буду вас отвлекать…

— Да в чем дело-то?

— Да тут, как сказать.. ну, в общем, недоплатили мне.

— Ну так давайте ваш расчетный, посмотрю.

— Так это… там всего-то на рубль меньше, неудобно…

— Так, сейчас, подождите… Да, действительно, вам рубль недоплатили. Звоните в бухгалтерию.

— Ну, как… было б хотя три… а то из-за рубля людей отрывать…

— Да перестаньте вы наконец! Ваш рубль, чего ломаетесь, как девочка! Вот телефон, звоните!

— Считаете, надо? А как же… там же люди работают… а я тут со своим рублем…

— Слушайте, сколько можно вам объяснять! Звоните и все!

— Ну хорошо, - отвечает работяга, - я, пожалуй, позвоню.

И набирает номер. И в те несколько секунд, пока там, в бухгалтерии, не отвечают, меняется на глазах. Лицо его звереет, глаза наливаются кровью. И когда ему, наконец, говорят «Алло!», он орет в трубку:

— Какого …! Суки!

Потом бросает трубку, да так, что она разлетается вдребезги. И убегает из конторки. А через пять минут смотрю – его ведут двое, у него пена изо рта, вырывается, кричит «Убью, на …, убью! Всех!»

В тысяча девятьсот семидесятом году, к столетию В.И. Ленина, в СССР возродили традицию ленинских субботников. Так это, во всяком случае, называлось, так об этом писали в газетах и говорили по телевидению. В субботу, ближайшую к двадцать второму апреля, дню рождения Ильича, вся страна выходила на работу. Бесплатно. Это называлось – в тех же газетах - праздником освобожденного труда. А не в газетах – праздником труда, освобожденного от зарплаты.

Как во всяком новом деле, сначала бывали и некоторые накладки. Например, один мой приятель в семидесятом проходил срочную. Их построили, и капитан объявил, что сейчас они пойдут на субботник. И один несознательный солдат спросил:

— Товарищ капитан, а в баню нас сегодня поведут?

— Да вы что, рядовой Степанов! Нас заплюют, если мы в такой день пойдем в баню!

Но с годами все наладилось, в стране возник некий ритуал и субботники проходили гладко.

Наш отдел одно время размещался в арендованном помещении, мы занимали первый этаж вечерней школы. Здание было старое, построенное еще немцами-военнопленными. Окна наши выходили на школьный двор, некогда бывший стадиончиком. От того времени остались столбы, на которые когда-то крепилась волейбольная сетка.

Ныне же двор использовался окрестными жителями и работниками ближайших предприятий для распития дешевого портвейна. Это было удобно, тем более, что во дворе постоянно дежурил дед на костыле, выдававший подходившим мужикам стакан. За небольшую плату – пустую бутылку. Когда мужики уходили, старичок полоскал стакан в луже и прятал его в карман пиджака. А бутылки он сдавал в расположенном рядом же пункте приема стеклотары.

Двор никто не убирал. Пластмассовые пробки вперемешку с опавшей листвой и окурками накапливались целый год, от субботника до субботника. А потом наступал апрель, мы выходили во двор, граблями и лопатами сгребали все это в кучи. Приезжал самосвал, мы закидывали мусор в кузов, у нас принимали работу. И мы шли выпивать. Праздник все же.

Но однажды нашему отделу сорвали субботник. Дело было так. Уже приехал грузовик, уже мы приготовились кидать туда мусор, но тут к шоферу быстрым шагом подошел уважаемый человек, заведующий пунктом приема стеклотары.

— Плюнь ты на это дело, - сказал он. - Убери лучше у меня, я уже в штаб рапортовал. Двадцать пять рублей плачу!

И шофер тут же завел машину и уехал. Оставив нас наблюдать мусорные кучи, плоды нашего бесплатного труда.

Люди старшего поколения помнят такие понятия, как «политический обозреватель газеты «Правда», «международный обозреватель Центрального телевидения». Это были должности, и должности весьма высокие, то, что называлась тогда номенклатурой ЦК. То есть, попросту говоря, такую должность человек мог занять только получив благословение ЦК КПСС.

Юрий Жуков, человек известный всей стране, работал и в «Правде», и на телевидении. Агитировал за советский образ жизни, разоблачал происки буржуазной пропаганды. Собственно, этим занимались и все его коллеги. Однако были между ними и различия – и в профессиональном мастерстве, и в уровне аргументации, и в целевой аудитории. Валентин Зорин, Всеволод Овчинников, Александр Бовин, например, работали с аудиторией более-менее подготовленной. Жуков же ориентировался на «простой народ».

Вспоминаю одну его статью в «Правде». Он объяснял читателям, как плохо живут в Америке безработные. Вот, - писал он, - некоторые говорят: что вы, дескать, все об американских безработных! Они ведь получают пособие выше нашей средней зарплаты! Нет, соврал, у Жукова было написано немного иначе: они ведь получают пособие, которое порой выше нашей средней зарплаты.

Ну что же, товарищи, - продолжал Жуков, - давайте разберемся. Возьмем типичный пример. Вот молодая женщина, Патриция Смит, жительница Нью-Йорка. Муж ее бросил, алиментов не выплачивает. Патриция не работает, и вынуждена ютиться с двумя детьми в крохотной трехкомнатной квартирке (написано это было в начале семидесятых, десятки миллионов советских людей все еще жили в коммуналках). Получает она пособие по безработице, столько-то. Читатель может сказать, что это же большие деньги! Но посмотрите… и далее Жуков вполне убедительно доказывал, что живется миссис Смит действительно трудно, и она еле-еле сводит концы с концами. То, что читатель может подумать - а как же у нас, на что будет жить неработающая женщина с двумя детьми, ведь она вообще ни копейки не получит – это, видимо, номенклатурному работнику в голову не пришло.