Креативы Старого Семёна

Он часто вспоминал детство, барак. Там вообще сортир был один на весь коридор, и ничего, как-то жили, не ругались. А здесь всего-то пятеро, даже трое, если разобраться. Но старые же все, больные. Особенно этот, Иван из маленькой комнаты, после него и не зайдешь, все мимо делает.

И вот однажды, после пенсии, выпили они с мужиками на лестничной площадке, покурили. Петра Сергеевича чего-то развезло, и он поехал к себе. Открыл дверь в туалет, а там… Ну ясно, Ванька опять насвинячил! Петр Сергеевич заехал в маленькую комнату. Ванька сидел за столом и ел, видать, родные приходили, пища была не казенная.

— Ванька, сука, убери за собой, сколько тебе говорить! Тебя что, мордой тыкать надо в твое дерьмо?

— Да пошел ты, пьянь вонючая, - огрызнулся Ванька, отрезая кусок копченой колбасы.

И тут что-то помутилось в голове у Петра Сергеевича. Потом уже, через какое-то время, он вспомнил, как подъехал к Ваньке, как выхватил у него нож, и как этим ножом ударил снизу вверх, под подбородок. Изо всей силы.

Сначала приехала «Скорая», а потом и милиция. Составили протокол, Петр Сергеевич подписал. Увезли труп, долго обсуждали, куда везти безногого преступника. Так и не решили, сказали ему:

— Побудешь здесь пока.

И ушли. Петр Сергеевич даже заехал на четвертый этаж, к интеллигенту, все ему рассказал, выпили грамм по сто. А через пару дней его все же забрали. Ну а до суда он не дожил.

Что же делать, если обманула

Та мечта, как всякая мечта,

И что жизнь безжалостно стегнула

Грубою веревкою кнута?

А. Блок

Довлатов однажды сказал, что последней, может быть, умирает в человеке низость. Верить в это как-то не хочется. Хотя много, много раз приходилось убеждаться в справедливости такого мнения. Ну ладно уж, хорошо, пусть низость. Но только у мужчин. А у женщин последней умирает, конечно же, романтика, вера в прекрасное!

Вот, помню, был у меня такой случай, лет тридцать тому назад. Сидел я в компании трёх женщин. Пили чай, женщины болтали о всякой ерунде, я тоже иногда что-то вставлял в разговор. Так, для поддержания беседы. Да и слушал, честно говоря, вполуха. Но вдруг разговор приобрел остроту и неожиданность.

– Девочки, а знаете, почему у Демиса Руссоса такой красивый голос? – спросила одна.

И дождавшись заинтересованной тишины, несколько даже торжественно объявила:

— Он безумно любил свою жену, и когда она умерла, он себя кастрировал!

Я приложил все усилия, чтобы не засмеяться. Это было бы в высшей степени бестактно.

— Не может быть, – немного подумав, сказала вторая. – Я не верю, что в жизни бывают такие чувства!

— Ах, ты не веришь! – взорвалась первая. – А вот возьми «Новый мир», второй, кажется, номер за этот год, прочитай «Терпение» Нагибина, и ты поймешь, что бывают! Бывают!

И тут я не вытерпел, вмешался. Хотя, конечно, не стоило этого делать.

— Девочки, милые, если бы он себя кастрировал, так у него бы борода выпала.

Возникла неловкая пауза. Мне и самому стало стыдно. За свой цинизм, за безверие. Но уже через секунду третья женщина задумчиво и с некоторой надеждой возразила:

— Но лысина-то у него есть!

– Сын мне сказал, дескать, у Чехова написано: у людей, много думающих, но мало образованных, в голове дикая каша. Ну и вот, смотри, что получается. С образованием у меня не очень, честно говоря. Хотя институт-то закончил, вечерний. Но, к примеру, языков не знаю. Так, английский со словарем. Философов никаких не читал. И вообще, умные книги не люблю. Детективы там, приключения – другое дело. Или в кино сходить с супругой, отдыхающий фильм какой-нибудь посмотреть. И сын, он правильно говорит: от многих знаний многие печали. А попросту говоря, меньше знаешь – лучше спишь. Стало быть, остается одно – поменьше думать. Чтобы избежать каши в голове. Над головой звездное небо, внутри меня – нравственный закон, и пошли все на хер. Жизнь прекрасна!

А с другой стороны посмотреть, то как не думать? Разные ведь ситуации случаются.

Вот я тебе уж скажу откровенно, как все вышло? По молодости сошелся я, значит, с одной. Ну, сошелся и сошелся, думаю. Не с ней первой, не с ней последней. Ну и так получилось, она залетела, а мне ничего не сказала. И уехала на все лето в лагерь пионервожатой. А в конце августа приезжает, звонит. Встретились, то, сё. Ну и она мне говорит – дескать, так и так. А срок-то уж большой, аборт делать поздно. И, главное, работаем мы вместе, люди наверняка все уже про нас знают, иначе-то и не бывает. А меня как раз по работе продвигать собирались, в партию вступить предложили. Ситуация, короче. Тут уж пришлось подумать. Жениться, не жениться? Жениться и развестись сразу? А алименты, восемнадцать-то лет выплачивать. И потом, чем она так уж плоха? Девка красивая, квартира у нее. С родителями, правда, да они старые уже, больные. И потом, сколько можно по столовым этим ходить, желудок портить. Вот и получалось, всё один к одному. Женился, вот до сих пор живем, все хорошо, сын осенью в институт поступил. На историка учиться будет. Я-то хотел, чтобы как я, – инженером. Ну да ладно уж. Одно плохо – взрослый детина, а все книжки читает. Девок кругом – вагон, а он этими книгами глаза портит. Да еще и мне рассказывает, слушай, мол, отец, я тебе сейчас из Канта прочитаю, про нравственный закон. Я ему говорю:

– Сынок, каша у тебя в голове! Сходил бы лучше в кино, пива выпил, с девушкой познакомился.

Злится, ругается на меня и снова в книжку. Вот так и живем. Ну ничего, образуется. Повзрослеет, забудет про эти книги.

Не знаю, как сейчас, а в семидесятые годы пляж в эстонском городе Пярну делился на две части: направо - женский, налево – общий. Никакого забора между ними не было, стоял, кажется, только столб с табличкой «Женский пляж». Приходишь на пляж, и поворачиваешь налево. Стараясь при этом не косить глазами. Пярну считался курортом семейным, молодежи было мало, и никаких особых волнений такое положение вещей не вызывало.

Вдоль всего пляжного берега, у самой кромки, была выложена пешеходная дорожка – деревянный настил, по которому у курортников было принято прогуливаться вечером, когда уже никто не купался и не загорал.

И однажды произошел такой случай. Дело было поздним вечером, почти в полночь, но еще не совсем стемнело, в Пярну – если кто не знает - тоже бывают белые ночи. Мы с приятелем неспешно гуляли по дорожке вдоль берега, рассуждая о разных высоких материях. Вокруг – ни души. Тихо, только море плещется.

И вдруг в сумраке увидели мы, что какая-то странная фигура издалека бежит прямо на нас. Мы остановились и стали ждать. Фигура подбежала поближе и оказалось довольно толстой женщиной лет пятидесяти с гаком. Причем абсолютно голой.