Леонид Видгоф - «Но люблю мою курву-Москву». Осип Мандельштам: поэт и город

Мне вспомнился старинный апокриф:

Марию лев преследовал в пустыне

По той святой, по той простой причине,

Что был Иосиф долготерпелив.

Сей патриарх, немного почудив,

Марииной доверился гордыне —

Затем, что ей людей не надо ныне,

А лев – дитя – небесной манной жив.

А между тем Мария так нежна,

Ее любовь так, боже мой, блажна,

Ее пустыня так бедна песками,

Что с рыжими смешались волосками

Янтарные, а кожа – мягче льна —

Кривыми оцарапана когтями.

Большевикам мил элеватор,

Французам мил стиль élevé [434] ,

А я хотел бы быть диктатор,

Чтоб скромность воспитать во Льве.

Екатерина Сергеевна Петровых помнила и такие интересные детали. Осенью 1917 года девятилетняя Маруся Петровых задумала издавать «художественно-политический» журнальчик «Весенняя звездочка» (к сожалению, он был утрачен во время Великой Отечественной войны). Журнал был рукописный, но писала Маруся печатными буквами. Размер – примерно 10 на 6 сантиметров. На последней странице красовался нарисованный грач с раскрытым клювом, из которого вылетали слова: «Голосуйте за номер 2, будут у вас и хлеб, и дрова» – агитационный призыв к выборам в Учредительное собрание. (По списку № 2 шли на выборы в Ярославской губернии кадеты – Партия народной свободы.) Журнал открывало следующее стихотворение:

Весенняя звездочка

Весенняя звездочка на небе сверкала,

Весенняя звездочка на землю упала,

Весенняя звездочка все людям рассказала:

Исус Христос вознесшийся

И Божью Матерь взял,

И там Он всемогущий

С Нею отдыхал.

Мандельштам этим журнальчиком восхищался, особенно «редакторской статьей» такого содержания:

«Женщины! Бросайте детей на руки их нянькам и идите помогать мужьям усмирять взбунтовавшихся рабочих. Но как же усмирять их? Ведь воевать мы не можем. Воевать не надо – надо говорить с ними тихо, упоминая в речи Бога и несчастья энтелигенции [435] ». (Текст еще до войны был переписан из «журнала»; сообщен автору книги Е.С. Петровых.)

Прочитав эту статью, Мандельштам сказал: «Тут отражена целая эпоха!» или «Да это же целая эпоха!» – во всяком случае, «целая эпоха», по словам Екатерины Сергеевны, было точно сказано.

Остался в памяти Е.С. Петровых и разговор с Мандельштамом в Большом зале Московской консерватории. Сестры Петровых, Осип Эмильевич и Лев Гумилев отправились слушать «Страсти по Матфею» Баха. «Левушка очень почтительно вел меня под руку, хотя, конечно, ему было бы приятней вести Марусю», – вспоминала Екатерина Сергеевна. «После концерта Мандельштам очень приподнято говорил о впечатлении, которое произвел на него Бах». Екатерина Сергеевна заметила, что такая сильная музыка даже как бы подавила ее. Мандельштам же сказал, что его, напротив, это подняло, что он находится в состоянии экстатического подъема (так Екатерина Сергеевна передавала суть диалога в разговоре с автором книги). «Это, кажется, единственный раз, когда я слушала его внимательно, – замечает в своих опубликованных мемуарах Е. Петровых. – А вообще говоря, речь его хотя была почти всегда вдохновенна, но часто сумбурна и малопонятна». О «невнимательности» Екатерины Петровых можно только пожалеть! Ведь, приходя к сестрам, Мандельштам, согласно воспоминаниям Е.С. Петровых, «говорил обо всем: о стихах, о музыке, живописи» [436] .

«Мастерица виноватых взоров…». Фрагмент автографа. Архив А.В. Головачевой

Несмотря на вышеприведенные шуточные стихи, увлечение Мандельштама была вполне серьезным, что и проявилось в обращенном к М.С. Петровых стихотворении «Мастерица виноватых взоров…»:

Мастерица виноватых взоров,

Маленьких держательница плеч,

Усмирен мужской опасный норов,

Не звучит утопленница-речь.

Ходят рыбы, рдея плавниками,

Раздувая жабры. На, возьми,

Их, бесшумно охающих ртами,

Полухлебом плоти накорми!

Мы не рыбы красно-золотые,

Наш обычай сестринский таков:

В теплом теле ребрышки худые

И напрасный влажный блеск зрачков.

Маком бровки мечен путь опасный…

Что же мне, как янычару, люб

Этот крошечный, летуче-красный,

Этот жалкий полумесяц губ…

Не серчай, турчанка дорогая:

Я с тобой в глухой мешок зашьюсь;

Твои речи темные глотая,

За тебя кривой воды напьюсь.

Ты, Мария, – гибнущим подмога.

Надо смерть предупредить – уснуть.

Я стою у твердого порога.

Уходи. Уйди. Еще побудь.

13–14 февраля 1934

Другой вариант первого стиха последнего четверостишия: «Наша нежность – гибнущим подмога» (автограф в архиве М.С. Петровых – у ее дочери А.В. Головачевой) некоторые текстологи считают основным. К этому вопросу мы вернемся ниже. Имеется также другое прочтение стиха седьмого: «Их, бесшумно окающих ртами», а не «охающих».

Влюбленность Мандельштама не вызвала ни малейшего отклика. По свидетельству Е. Петровых, поэт «был неопрятен» и «просто неприятен физически» ее сестре. «Помню один эпизод, рассказанный мне Марусей, – пишет Екатерина Петровых. – Она была дома одна, пришел Осип Эмильевич и, сев рядом с ней на тахту, сказал: “Погладьте меня”. Маруся, преодолевая нечто близкое к брезгливости, погладила его по плечу. “У меня голова есть”,– сказал он обиженно» [437] . При этом Мария Сергеевна сознавала значение Мандельштама как поэта, хотя он не входил в число наиболее любимых ее авторов. «Меня поражает и восхищает поэзия Мандельштама, но почему-то никогда не была она кровно моей», – записала М. Петровых через много лет, уже в 1960-е годы [438] .

Существуют различные трактовки мандельштамовского стихотворения, его содержание и «устройство» богаты и открывают широкое поле для исследований. М.В. Безродный усматривает в «Мастерице…» связь с пушкинским «Бахчисарайским фонтаном» и образом Офелии из «Гамлета» [439] (последнее тем более вероятно, что в концовке стихотворения, с нашей точки зрения, звучит гамлетовский мотив – об этом ниже). О связи «Мастерицы» (и, в частности, стиха «надо смерть предупредить – уснуть») с Гамлетом писал и О.А. Лекманов. На подтекст из «Бахчисарайского фонтана» и стихотворения «Константинополь» (1911) Н. Гумилева указывает М.Л. Гаспаров [440] :

Сегодня ночью на дно залива

Швырнут неверную жену,

Жену, что слишком была красива

И походила на луну.

……………………………………

Отец печален, но понимает

И шепчет мужу: «Что ж, пора?»

Но глаз упрямых не поднимает,

Мечтает младшая сестра:

«Так много, много в глухих заливах

Лежит любовников других,

Сплетенных, томных и молчаливых…

Какое счастье быть среди них!»

«Константинополь»

Не исключен в «Мастерице…» отклик и на «Дон Жуана» Байрона, где нравы в султанской Турции описываются так (Песнь пятая, строфа 149; перевод Г. Шенгели):

Читать дальше