Леонид Видгоф - «Но люблю мою курву-Москву». Осип Мандельштам: поэт и город

Как сообщила автору книги Е.С. Петровых, психически травмированный Мандельштам сказал жене, что он хотел бы, чтобы Марию Сергеевну отправили в ссылку вместе с ним, – там она его оценит и полюбит. То же самое говорится в опубликованных воспоминаниях Екатерины Сергеевны [467] . От Надежды Мандельштам это известие дошло до Марии Сергеевны. Свидание с арестованным мужем в кабинете следователя Н. Мандельштам получила 28 мая 1934 года, и в этот же или на следующий день Мандельштамы были отправлены в Чердынь, к месту ссылки. Во второй половине июня, во время переезда поэта из Чердыни в Воронеж, Мандельштамы провели в Москве два-три дня. Таким образом, сама возможность узнать об этих словах Мандельштама, сказанных в заключении, – если считать сведения Е.С. Петровых соответствующими действительности (а оснований не верить ей мы не видим) – у Марии Петровых могла быть.

Екатерине Сергеевне запомнилось, что все, кто узнал о словах Мандельштама на Лубянке, смотрели на ее сестру как на обреченную. У Екатерины Сергеевны осталось в памяти, как Мария Сергеевна сказала ей о том, что Борис Пастернак глядит на нее глазами, полными ужаса, сострадания и бессилия помочь.

Вероятно, знание этих обстоятельств может быть небесполезно для понимания стихотворения «Твоим узким плечам под бичами краснеть…». Можно предположить, что в стихах выражено не предчувствие вины, а сознание вины пришедшего в себя после шока поэта. П. Нерлер пишет о том, что Мандельштам со временем переменил мнение, что «источник беды» – Мария Петровых: «об этом у него был разговор с Ахматовой в Воронеже, и когда бы не так, то, конечно же, не было бы между Петровых и Ахматовой той многолетней и ничем не омраченной дружбы, какая между ними была» [468] . Ахматова приехала в Воронеж 5 февраля 1936 года. Нам кажется, что чувство вины и раскаяния могло прийти к поэту и ранее. Во всяком случае (если посчитать стихотворение «Твоим узким плечам под бичами краснеть…» обращенным к М. Петровых), нам представляется логичной и обоснованной точка зрения Э. Герштейн: «…Назвать единственного человека, который их (стихи о Сталине. – Л.В.) записывал, – это значило подвергнуть его более строгой статье обвинения: “распространение контрреволюционного материала”. И это, вероятно, терзало совесть Мандельштама. Стихотворение о черной свечке – это оправдание или раскаяние» [469] . Хотим еще раз подчеркнуть: нельзя говорить с полной уверенностью, что стихотворение о «черной свечке» обращено к Марии Петровых; это только предположение, хотя и вероятное.

Судьба Марии Петровых действительно была трудной и непростой, хотя, к счастью, не такой страшной, как у героини стихотворения «Твоим узким плечам под бичами краснеть…».

написала она в 1967 году («Судьба за мной присматривала в оба…») [470] .

Об увлечении Мандельштама Марией Петровых рассказано в различных мемуарах – Н.Я. Мандельштам, Э.Г. Герштейн, А.А. Ахматовой… Нелишним будет привести и мнение С.И. Липкина (он вспоминает о разговоре с Н. Мандельштам «незадолго до ее смерти»):

«Стали вспоминать прошлое – и давнее, и более близкое. <���…> Такой элегический ход разговора позволил мне сказать Надежде Яковлевне, что во второй ее книге много несправедливого (я выразился мягче), и это соседствует с прекрасными мыслями, наблюдениями, что особенно мне неприятен в книге портрет М.С. Петровых, благородной женщины, истинной христианки, замечательного поэта, чей облик автором искажен, а я дружил с ней с юношеских лет и знаю, что она виновна только в том, что Мандельштам – дело прошлое – был в нее влюблен, а она ему не отвечала взаимностью.

Дом, где жили сестры Петровых

Надежда Яковлевна встретила мои слова неожиданно спокойно, спросила задумчиво: “Вы так думаете?” Странный вопрос…» [471] . Мария Сергеевна надолго пережила Мандельштама – она скончалась в 1979 году. Память ее возвращалась к дням ее молодости, к дому в Гранатном переулке. В стихотворении «Назначь мне свиданье на этом свете…» (1953), которое Ахматова охарактеризовала как одно из лучших любовных стихотворений в русской поэзии XX столетия, сказано:

Пусть годы умчатся в круженье обратном

И встретимся мы в переулке Гранатном…

К Мандельштаму эти стихи отношения не имеют. Погибший поэт назван (точнее, воспет) в стихах 1962 года.

Ахматовой и Пастернака,

Цветаевой и Мандельштама

Неразлучимы имена.

Четыре путеводных знака —

Их горний свет горит упрямо,

Их связь таинственно ясна.

Неугасимое созвездье!

Навеки врозь, навеки вместе.

Звезда в ответе за звезду.

Для нас четырехзначность эта —

Как бы четыре края света,

Четыре времени в году.

Их правотой наш век отмечен.

Здесь крыть, как говорится, нечем

Вам, нагоняющие страх.

Здесь просто замкнутость квадрата,

Семья, где две сестры, два брата,

Изба о четырех углах… [472]

Образ Мандельштама, каким он вырисовывается в этой главе, как бы двоится: никуда не уйдешь от определенной комичности ситуации, в которой протекало увлечение поэта; с другой стороны, стихи, адресованные М. Петровых, трагичны. Такое сочетание не случайно, а вообще характерно для личности Мандельштама. Он был импульсивен, необыкновенно возбудим, непредсказуем – чудаковат. «Чудак? Конечно, чудак!» – соглашается Анна Ахматова, рассказывая о нем [473] . Он был человек «не от мира сего» (это не исключает необыкновенно точного зрения и провидческого дара!) в том же смысле, что и герой Чаплина или Дон Кихот: и на того, и на другого поэт был похож – и на Дон Кихота тоже, несмотря на свой невысокий (средний) рост. Рыцарь бедный, трагический чудак… Таким Мандельштам запомнился Арсению Тарковскому, чье имя уже упоминалось в этой главе. Он, как мы знаем, бывал в Гранатном переулке у своей бывшей соученицы по Литературным курсам. С Мандельштамом Тарковский был знаком. Известно, что в 1931 году Мандельштам слушал в доме Рюрика Ивнева стихи трех молодых поэтов – А. Штейнберга, Н. Берендгофа и А. Тарковского. Может быть, могли они встретиться и здесь, в Гранатном переулке?

Портрет Мандельштама Арсений Тарковский нарисовал в стихотворении 1963 года.

Сам Тарковский позднее признавался в том, что встреча, описанная в стихотворении, вымышлена. Существует мнение, что вообще Тарковский виделся с Мандельштамом всего один раз – у Рюрика Ивнева. У автора данной книги такой уверенности нет. Напротив, есть свидетельства, что Тарковский бывал у Мандельштама, например, на Тверском бульваре в начале 1930-х годов. Об этом вспоминала Н.К. Бруни: «Потом мы бывали у него в большой компании молодежной, вот Левушка Гумилев приезжал, Арсений Тарковский, Тедди Гриц, Харджиев… Мы приходили к Мандельштаму, когда он жил в дворницкой Дома Герцена. На бульваре. Где сейчас институт имени Горького» [474] . («Дворницкой» Нина Константинована называет комнату во флигеле Дома Герцена, где Мандельштамы жили в 1932–1933 годах. «Тедди Гриц» – писатель Теодор Гриц.)