Салли Смит - Королева

“Все прошло великолепно, – вспоминает посол. – Королеве понравилось и угощение, и вина, она, как и ее супруг, весело и увлеченно участвовала в беседе. <���…> Достоинство сочетается в ней с открытостью, она поражает изумительным цветом лица и своей сердечной, доброжелательной, непринужденной манерой”. После обеда она сперва пообщалась с Уолтером Липманом, затем с каждым из оставшихся гостей-мужчин, пока Филипп занимал разговорами дам. Покинула прием королевская чета около полуночи.

Всего через десять дней, 22 ноября, произошло убийство президента Джона Кеннеди. “На наш народ обрушилось глубочайшее горе” (77), – провозгласила Елизавета II. Принц Филипп и Алек Дуглас-Хьюм вылетели в Вашингтон на похороны, королеве же врачи в связи с беременностью не рекомендовали присутствие на поминальном богослужении в соборе Святого Павла. Тогда Елизавета II решила устроить собственную службу (78) в часовне Святого Георгия в Виндзоре, на которую пригласили почти четыре сотни американских военнослужащих, расквартированных в Англии.

Около полутора лет спустя, 14 мая 1965 года, она будет участвовать в открытии уникального мемориала погибшему президенту – акра земли в Раннимиде, где король Иоанн подписал в 1215 году Хартию вольностей, навечно дарованного затем британским народом Соединенным Штатам. На мемориальной доске помимо дат рождения и смерти Кеннеди выбита цитата из его инаугурационной речи: “Пусть каждое государство, желает ли оно нам добра или зла, знает, что мы заплатим любую цену, вынесем все трудности, преодолеем любые испытания, поддержим своих друзей и остановим врагов ради спасения и укрепления свободы”. Сбором средств, разработкой и сооружением мемориала занималась комиссия под председательством Дэвида Ормсби-Гора, и королева с подчеркнутым интересом следила за ее работой.

На торжественном открытии Елизавета II и герцог Эдинбургский вместе с Джеки Кеннеди и ее детьми проследовали по лесной тропинке к мемориальной доске. Четырехлетний Джон Кеннеди-младший приветствовал королеву коротким поклоном, его семилетняя сестра Каролина присела в быстром реверансе. Принц Филипп, взбираясь на холм, ласково держал Джона за руку.

10 марта 1964 года тридцатисемилетняя королева родила в Бельгийских покоях Букингемского дворца своего четвертого ребенка – Эдварда Энтони Ричарда Луиса. До мая она не показывалась на публике, однако продолжала кабинетную работу. Малышу не было и месяца, когда в правительственных ящиках обнаружилась щекотливая конфиденциальная информация, которую ее величество смогла раскрыть лишь пятнадцать лет спустя. Энтони Блант, с 1945 года служивший смотрителем королевских полотен – то есть ответственным за дворцовые коллекции живописи, – оказался советским шпионом. Британские спецслужбы наделили Бланта неприкосновенностью в обмен на поставку “неоценимых сведений” (83) о советских пособниках. “Королева в течение многих лет знала, что этот человек – шпион, – утверждает Питер Роулинсон, барон Юэлл, заместитель генерального прокурора, который и обеспечил агенту неприкосновенность. – Необходимо было сохранить ему должность смотрителя полотен в Букингемском дворце, иначе русские догадались бы, что его раскрыли” (84).

Если Елизавету II и обеспокоило разоблачение Бланта, она не подала виду. “Я заметила, что часто стараюсь выкинуть из головы неприятные факты” (85), – делилась она с одним сановником. Отчасти в силу подготовки, отчасти по собственной склонности Елизавета II привыкла получать сведения из настолько разрозненных источников – разведдонесений, документов по предложенным к рассмотрению правительственным преобразованиям, беседы с судьей о проблемах судебной системы, – что поневоле приучила себя отсекать самую конфиденциальную информацию. “У нее мозг устроен как шкатулка с множеством ящичков, – говорит Маргарет Роудз. – Она может бурно веселиться, одновременно обдумывая в другом “отсеке” какой-нибудь конституционный вопрос” (86).

Менее чем через неделю после скандального признания Бланта Елизавета II устраивала один из весенних “ужинов с ночевкой” в Виндзорском замке. “Она говорила обо всем, – вспоминает Дэвид Брюс, – включая такие злободневные политические темы, как Лаос, Кипр и Занзибар, демонстрируя широкий кругозор и осведомленность, а в более светских разговорах – юмор и общительность” (87).

Эти рауты, которые начала еще королева Виктория в XIX веке, когда двор в апреле официально переезжал в Виндзор, традиционно собирают восемь-десять высокопоставленных гостей из артистических, дипломатических, духовных, деловых, военных, академических, судебных и политических кругов за непринужденной вечерней трапезой. Несмотря на протокольность мероприятия, виндзорские ужины проходили проще, чем ланчи в Букингемском дворце, организованные с той же целью. “Виндзор для нее как дом, – считал Алек Дуглас-Хьюм, – обычный дом, как у любого человека. Нам это сложно осознать” (88). Помимо Пасхи, Елизавета проводит в Виндзоре каждые свободные выходные и с гордостью выполняет обязанности кастеляна, инспектируя гостевые комнаты перед прибытием приглашенных и подбирая для них развлекательное чтение.

Порядок проведения этих ужинов с ночевкой почти не изменился со времен короля Георга VI и королевы Елизаветы, которые возобновили традицию после Второй мировой. Гости съезжаются с шести до семи вечера, каждую пару личный адъютант королевы и фрейлина провожают в отведенные им покои в Ланкастерской и Йоркской башнях, а также башне короля Эдуарда III. Покои состоят из двух больших спален и ванных, гардеробной и просторной гостиной с письменным столом, укомплектованным писчей бумагой и канцелярскими принадлежностями. Маленькие столики заставлены минеральной водой, виски, хересом и джином, разнообразными фруктами, мятными леденцами в конфетницах, банками печенья и вазами свежих цветов.