Салли Смит - Королева

К каждому из гостей приставляется лакей и горничная, в обязанности которых входит распаковывать чемоданы, укладывать белье в прозрачные мешочки из органзы, выстраивать в идеальном порядке флаконы с косметикой и парфюмерией, забирать одежду на стирку и глажку (“стирают здесь чище, чем в лондонских химчистках” (89), по отзыву супруги дипломата одной из стран Содружества), набирать для гостя ванну желаемой температуры, предусмотрительно приготовив на спинке стоящего рядом стула большое банное полотенце, подавать одежду и перед отъездом упаковать чемоданы, перекладывая вещи папиросной бумагой. Размеры штата и уровень обслуживания не имеют равных, хотя директору музея Рою Стронгу было “несколько неловко, когда вокруг тебя так хлопочут” (90).

Гости собираются в одной из огромных замковых гостиных, где к ним за аперитивом присоединяются королева и принц Филипп в сопровождении неизменно крутящихся под ногами корги, а также полдюжины придворных. Королева развлекает приглашенных рассказами о предыдущих гостях, изображая их в лицах и подражая выговору, и смеется над проказниками корги. “Очень забавно, когда собаки не слушаются королевских приказов” (91), – вспоминает один из бывших придворных. Затем всех провожают назад в покои по застеленному красным ковром 170-метровому Большому коридору, огибающему восточную и южную стороны замкового периметра.

Наперегонки со стрелками часов гости переодеваются к ужину (на сборы остается всего полчаса), который в четверть девятого начинается в Парадной столовой с аперитива. Пятнадцать минут спустя прибывают королева и принц Филипп. Елизавета II появляется в вечернем платье, сверкая бриллиантами на шее, в ушах и на запястьях. Филипп в смокинге собственного дизайна, вечерней версии “виндзорской формы” (92), придуманной Георгом III для придворных: темно-синий бархат, медные пуговицы, алый воротник и манжеты.

Королева не приемлет за столом общей беседы и даже разговоров втроем, поэтому выступает “дирижером”: сперва все вслед за ней обращаются к своему соседу слева, а затем, во второй половине застолья, все, как и она, разом поворачиваются вправо. Предполагается, что гости знакомы с протоколом, но иногда королева делится маленькими подсказками. “С салфетками есть одна хитрость, – сказала она как-то гостю. – Вот смотрите, все кладут их неправильно, накрахмаленной стороной вниз. Так они соскальзывают с колен. А нужно вот так, обратной стороной на колени и подоткнуть” (93).

Общается она участливо, но старается не углубляться, предпочитая менять темы. В конце ужина по своему немного эксцентричному обыкновению она открывает вечернюю сумочку, достает карманное зеркальце и освежает помаду на губах. Первая леди Лора Буш, повторив подобный фокус за ланчем с вашингтонскими дамами, пояснила с озорной улыбкой: “Королева говорит, что так можно” (94).

После ужина, придерживаясь аристократического обычая даже после побед феминизма в 1970-х годах, Елизавета II с дамами удаляются из столовой, оставляя мужчин наслаждаться портвейном и сигарами. “Она и бровью не повела, – вспоминает Джин Карнарвон, вдова королевского скакового управляющего. – Иного не предполагалось” (95). Беседа в этой тесной женской компании, даже если затрагивает какие-то невинные личные темы, не предполагает откровений со стороны королевы.

Следующий пункт программы – замковая библиотека, где Елизавета II заранее отбирает книги в соответствии с интересами каждого приглашенного. “Подборка скорее развлекательная, чем информативная” (96), – поясняет Оливер Эверетт, почти два десятилетия состоящий королевским библиотекарем. За несколько дней до намеченного ужина библиотекарь отправляет ее величеству циркуляр с описанием приготовленных изданий и пометками относительно актуальности. Американскому чиновнику будет предложена переписка Джорджа Вашингтона или ответ миссис Линкольн на соболезнования королевы Виктории по поводу убийства ее мужа, а директор Музея Виктории и Альберта сможет ознакомиться с оригиналом письма королеве Виктории от 8-го герцога Девонширского, где тот предлагает дать музею ее имя. “Так у гостей появляются темы для разговора, – говорит Джин Ситон, вдова писателя Бена Пимлотта. – Очень удобный выход для ее величества, которая по характеру довольно застенчива” (97).

Кульминацией вечера становится эксклюзивная возможность лицезреть бесценные коллекции в парадных покоях замка, по которым гостей водят лично королева и герцог. На вопрос о любимом стиле живописи Елизавета II ответила как-то: “Пейзажи, по-моему, очень симпатичны” (98). Радуют королевский глаз и картины с лошадьми кисти Джорджа Стаббса, однако, к большому огорчению королевы, “он всячески экспериментировал с полотнами, поэтому сейчас одно из них ужасно крошится, и мы ничего не можем поделать” (99). Известно, что современное искусство королева не особенно жалует. На открытии галереи “Тейт-Модерн” “ее ловко уводили от незаправленной кровати и разной требухи в формалине, представив ее взору лишь несколько ярких абстракций” (100), – писала Диана Митфорд (леди Мосли) своей сестре Деборе, герцогине Девонширской.

Тем не менее королева не устает поражать гостей своими комментариями к виндзорским шедеврам кисти ван Дейка, Гольбейна и Рубенса – у нее всегда найдется что рассказать о каждой картине помимо даты создания и сюжета. “Ее отзывы очень искренни и зачастую необычайно метки, – утверждает бывший смотритель королевских полотен. – У нее хорошая зрительная память. Кроме того, она никогда не кривит душой и не делает вид, будто ей нравится то, чего она не признает или не понимает” (101). В отличие от королевы Виктории Елизавету II нельзя назвать страстным коллекционером, который штудирует каталоги аукционов, охотясь за редкостями. “Она не искусствовед и не музейный работник, – говорит Оливер Эверетт. – Однако она разбирается в своих шедеврах и понимает их ценность” (102). Как выразился один из ее бывших советников, милее всего сердцу Елизаветы II “красота природы” (103), но к своей роли хранителя королевских коллекций, насчитывающих около семи тысяч полотен, она относится серьезно.

К лету 1964 года королева полностью вернулась к своим общественным обязанностям. Она снова возглавила парад по случаю своего дня рождения в июне, выехав верхом в боковом седле, а в июле устроила открытые приемы в Букингемском, а затем Холирудском дворце в Шотландии. Начало этой традиции положила королева Виктория в 1860-х годах, организуя приемы для своего аристократического окружения, а королева Елизавета II в 1960-х демократизировала их после отмены балов для дебютанток. Открытые приемы, собирающие по восемь тысяч человек, призваны отметить заслуги перед Британией представителей самых разных слоев общества.