Салли Смит - Королева

Когда Елизавета II вошла в зал, Макмиллана восхитил ее “твердый шаг и решительный блеск прекрасных глаз” (64). По воспоминаниям врача премьер-министра, сэра Джона Ричардсона, “на самом деле в глазах ее величества стояли слезы” (65). Усевшись на стул рядом с койкой, королева, “растроганная” (66), как писал позже Макмиллан, “выразила свои сожаления по поводу моего письма об отставке”. С этого момента он перестал быть премьер-министром, и Конституция больше не обязывала Елизавету II прислушиваться к его мнению. В обоих предыдущих случаях, когда королева в соответствии со своей прерогативой выбирала лидера партии тори, Черчилль и Иден после отставки намеренно не давали рекомендаций.

Тем не менее, согласно Макмиллану, “королева попросила совета в выборе” (67), и он охотно зачитал ей свой меморандум, агитирующий за лорда Хьюма, и предложил вызвать лорда немедленно. Кроме того, Макмиллан советовал воздержаться от назначения Хьюма премьер-министром сразу. Вместо этого Елизавета II должна была порекомендовать ему “пройти выдвижение” (68) и доложить, заручился ли он достаточной поддержкой партии, чтобы сформировать правительство.

Королева последовала совету бывшего премьер-министра в точности. Хьюм получил поддержку кабинета – в том числе и Батлера, отказ которого войти в число министров Хьюма был бы воспринят как вероломство. На следующее утро сэр Алек Дуглас-Хьюм отказался от пэрского достоинства и отправился в Букингемский дворец “целовать руки” (официально вступая в должность главы правительства, премьер-министр берет руку королевы в свою и слегка касается ее губами), становясь четвертым премьер-министром Елизаветы II.

Процесс выбора вызвал недовольство в прессе и среди политиков обеих партий. Несмотря на постоянно провозглашаемую конституционность своих действий, Макмиллан, единодушно утверждали критики, подставил королеву, вынудив ее, по сути, последовать совету отставного премьера. Он мог сколько угодно говорить, что пытался соблюсти королевскую прерогативу, однако эти выборы положили конец традиции, при которой лидера тори назначал монарх. Вскоре после инцидента партия приняла новые правила назначения руководителя выборным путем, взяв пример с лейбористов.

Макмиллана и близкий к нему “влиятельный круг” (69) аристократов обвиняли в узурпации решения, которое должно приниматься на основе более широкой выборки. Однако часть вины возлагалась и на Елизавету II – за неспособность организовать независимый сбор голосов за пределами кабинета, особенно после почти аналогичного недовольства на выборах 1955 и 1957 годов, а также за непротивление антибатлеровской пропаганде Макмиллана. До сегодняшнего дня это решение остается самым спорным из всех ею принятых, необъяснимой потерей тонкого политического чутья, которое она выработала за двенадцать лет царствования.

Придворные советники склонялись к мысли, что она и сама предпочла бы Дуглас-Хьюма. Батлер представлялся ей “слишком чужим” и “слишком сложным” (70), тогда как Дуглас-Хьюм был очередным “старым итонцем”, таким же воспитанником эксцентричного сэра Генри Мартена и давним другом семьи, с которым они не раз встречались в охотничьих угодьях шотландских резиденций. Худой почти до прозрачности, новый премьер-министр был хрестоматийным джентльменом и увлекался флористикой. Дэвид Брюс называл его “умопомрачительно комичным” (71).

В официальной обстановке Елизавете II тоже доводилось с ним встречаться и до премьерства – не только как с министром макмиллановского кабинета, но и как с высокопоставленным пэром, которому на открытии парламента доставалась честь нести на жезле церемониальную шапку. Он занял прогрессивную позицию, когда в 1957 году предложил в палате лордов законопроект о пожизненном пэрстве, сыронизировав при этом, что “принять в лоно парламента женщин – это самый что ни на есть мужской поступок для пэра” (72). В число его достоинств входил и широкий внешнеполитический кругозор, строящийся, среди прочего, на целом годе штудирования марксистских трудов (включая “Капитал”), когда в юности ему пришлось лежать с туберкулезом позвоночника. Королеву он воспринимал как “доброжелательного директора школы, принимающего у себя в кабинете главного старосту” (73), умеющего внимательно выслушать, задать точные вопросы и озаботиться обозначенными проблемами.

Макмиллан ушел в отставку шестидесятидевятилетним, и ему было отведено еще двадцать три года активной жизни. Королева написала ему длинное проникновенное письмо в период послеоперационной реабилитации, благодаря за то, что он был ее “проводником и опорой в лабиринтах международной политики, а также наставником во многих злободневных вопросах, касающихся конституции и социально-политической жизни моего народа” (74). Она предложила ему графский титул как возможность “продолжать участие в общественной жизни в рядах верхней палаты” (75), а также орден Подвязки, но Макмиллан довольно надменно отказался от обоих знаков признания. Более чем через два десятилетия, в свой девяностолетний юбилей, он наконец сдался и принял титул графа Стоктона, дарованный лично ее величеством, – один из редчайших для конца XX века случаев учреждения наследственного пэрства.

В октябре 1963 года, когда происходила передача власти в Консервативной партии, Елизавета II была на четвертом месяце беременности. К тому времени ее дом уже на две трети опустел – Чарльз учился в Гордонстоуне, Анна в сентябре отбыла в школу-пансион в Бенендене. К ноябрю королева свела появления на публике почти к нулю, хотя в середине месяца все же почтила своим присутствием торжественный обед, устроенный послом Дэвидом Брюсом и его второй женой Евангелиной в Уинфилд-Хаусе, посольской резиденции у Риджентс-парка. В силу своего положения королева попросила сделать прием камерным, всего на шестнадцать персон, согласованных в ходе обсуждений с Брюсом и Майклом Адином.

“Просто невероятно, сколько всяких мелочей нужно учесть, планируя обед для королевы” (76), – писал Брюс в своем дневнике. Дворецкий-поляк, русский повар, четыре лакея и бесчисленные горничные готовили “пир на весь мир”, в том числе разузнавая, правда ли, что королева не любит суп и во время беременности приемлет только томатный сок. Единственное, о чем предупредили повара во дворце, – воздержаться от украшения десертов “аморини” – итальянскими шоколадными сердечками в яркой глазури – и пищевым серебром. Королева, в свою очередь, ответила на заданный ей вопрос, что ей безразлично, какой длины платья будут на гостьях.

На приеме собралась хоть и высокопоставленная, но оживленная смешанная британско-американская компания: Молли и Роберт Крэнборн (будущие 6-й маркиз и маркиза Солсбери); консерватор Иэн Гилмор с супругой Каролиной (дочерью 8-го герцога Бэклу); американский журналист Уолтер Липман с женой Хелен; Ли и Стас Радзивилл; вдовствующая герцогиня Девонширская; Майкл Адин; министр-тори и будущий премьер Эдвард Хит, а также Кэтрин Макмиллан (жена Мориса, сына бывшего премьера). Королева лично знала всех, кроме Липманов, поэтому, не тратя времени на знакомство, смогла уделить немного внимания спаниелям Брюса.