Салли Смит - Королева

Эндрю Паркер-Боулз успел какое-то время повстречаться с принцессой Анной, однако, будучи католиком, не мог составить партию представительнице королевской семьи. К “изумлению и ужасу” (56) старшего брата, в мае 1973 года двадцатидвухлетняя Анна объявила о помолвке с двадцатичетырехлетним Марком Филлипсом, симпатичным капитаном сухопутных войск и заслуженным наездником, завоевавшим золотую медаль на Олимпиаде в Мехико в 1968 году. Они встретились на вечере в честь британской команды после игр, хотя оба признавали, что любовь вспыхнула не с первого взгляда. “Мы сами даже не вспомнили, что уже знакомились в 1968 году, нам об этом сказали другие” (57), – говорит Анна. Чарльз нашел Марка скучным и недалеким, однако проникся сочувствием, когда на будущего зятя обрушилась “корыстная и жестокая любовь” (58) прессы. Королева и Филипп сочли Марка вполне подходящей партией. Как и Тони Сноудон, он происходил из простой семьи, но с Анной его объединяло увлечение конным спортом, и в частности троеборьем.

Свадьба состоялась в среду 14 ноября, на двадцать пятый день рождения Чарльза, в Вестминстерском аббатстве, где собралось полторы тысячи гостей во главе с архиепископом Кентерберийским. Королева в ярко-синем пальто и платье смотрела с улыбкой, как Анна с мужем садятся в знаменитую Стеклянную карету, которая должна была доставить их обратно в Букингемский дворец на свадебный завтрак в кругу семьи. Традиционный выход молодоженов на балкон дворца сопровождался ликующими возгласами пятнадцатитысячной толпы.

День свадьбы был объявлен государственным выходным, поэтому вдоль пути следования процессии выстроились десятки тысяч пришедших посмотреть. Сотни миллионов зрителей в шестнадцати странах мира наблюдали церемонию по телевизору. Как и свадьба Елизаветы и Филиппа четвертью века ранее, пышное бракосочетание их дочери – кареты, военные оркестры, шестнадцать глашатаев с фанфарами, почетный караул – оживило Британию в нелегкие для нее времена.

Весь срок премьерства Хита экономику терзала инфляция и высокая безработица. Попытка пресечь требования о повышении зарплаты от влиятельного профсоюза шахтеров закончилась масштабной забастовкой; не оправдали себя и старания заморозить выплаты, цены, ренту и дивиденды в конце 1972 года. Разбушевавшийся осенью 1973 года кризис практически парализовал страну. В начале 1973 года ОПЕК, Организация стран – экспортеров нефти, подняла цены на нефть на 12%, а четвертая арабо-израильская война, разразившаяся в октябре, когда Египет и Сирия вторглись в Израиль, привела к прямому эмбарго на импорт нефти в Соединенные Штаты и Западную Европу. Поставки топлива сократились, цены выросли в четыре раза, шахтеры грозили новой забастовкой. 13 декабря Хит объявил о введении трехдневной рабочей недели и принудительных отключениях электроэнергии.

Королева решила, что о плачевной ситуации нельзя не упомянуть в рождественском обращении. Несмотря на сугубо личный характер этой речи, сочинявшейся без опоры на рекомендации правительства, Елизавета II попросила Мартина Чартериса уведомить Хита о своем намерении сказать в заключение “несколько слов” (59) о кризисе: “Я не могу в это Рождество обойти вниманием возникшие трудности, поскольку они глубоко затрагивают народ в целом и отдельных его представителей. Все мы по-разному, хотя и совершенно искренне, переживаем возникшие проблемы и по-разному смотрим на то, как их следует решать. Давайте, однако, помнить, что общее, объединяющее нас, сейчас гораздо важнее, чем разногласия”.

На ближайшей аудиенции Хит сообщил королеве, что о кризисе упоминать не следует. Елизавета II, не испугавшись его цензуры (60) (о которой прессе не сообщили), предприняла вторую попытку. Чартерис выслал Хиту отредактированный до единственного предложения вариант, который теперь предполагалось поставить в начало выступления: “Я не могу в это Рождество обойти вниманием трудности и тяготы, которые обрушились на многих из нас, поскольку они глубоко затрагивают народ в целом и отдельных его представителей”. Однако Хит снова зарубил порыв на корню, поручив своему личному секретарю передать ее величеству, что ей придется “ввиду исключительных обстоятельств” отказаться от любых упоминаний о кризисе. Королеве пришлось подчиниться.

В новом году шахтеры опять устроили забастовку, а трехдневная рабочая неделя навевала воспоминания о суровом послевоенном времени с карточками и застоем экономики. Электричество отключали, конторы освещались свечами, служащие мерзли в пальто за письменными столами. Пока Елизавета II c Филиппом путешествовали по тихоокеанским странам Содружества, Хит неожиданно объявил выборы 28 февраля. Королева прилетела обратно из Австралии, чтобы ей мог засвидетельствовать почтение либо Хит, либо снова Гарольд Вильсон.

Лейбористы получили триста одно место, консерваторы – двести девяносто семь, либералы – четырнадцать, и двадцать три места пришлось на разношерстные мелкие партии. Ни одна из основных партий не обладала теперь достаточным перевесом, чтобы беспрепятственно проводить желаемые законы. Тем не менее, не собираясь подавать 1 марта в отставку, Хит отправился в Букингемский дворец – известить королеву о намерении попытаться сформировать коалицию с лидером либералов Джереми Торпом.

До сих пор Елизавете II не приходилось иметь дело с “подвешенным парламентом”, и она действовала с оглядкой. “Королеве оставалось только дожидаться развития событий, – писал Роберт Армстронг. – Пока мистер Хит не подаст в отставку, она все равно не могла ничего предпринять” (61). Она выжидала четыре дня, пока Хит вел переговоры, однако в конце концов, в понедельник 4 марта, он сдался. В Букингемский дворец прибыл Вильсон, в возрасте пятидесяти восьми лет избранный премьером на второй срок, и, как он вспоминал, “мы тут же возобновили непринужденное сотрудничество” (62).

Лейбористы со своим крошечным перевесом могли поставить Елизавету II в затруднительное положение, если бы Вильсон попросил ее распустить парламент, чтобы на скорую руку провести повторные выборы в надежде увеличить количество мест для своей партии. Королева была вправе отклонить подобное предложение, если считала, что это повредит стране во времена экономической нестабильности, однако ей претило прибегать к столь редко используемой конституционной прерогативе. Вильсон, впрочем, не стал настаивать. Согласно Мартину Чартерису, когда премьер-министр заговорил о немедленных перевыборах, “королева <���…> дала понять, что она этой перспективы не одобряет” (63). Лейбористы подождали до октября, и тогда повторные выборы дали им хороший рабочий перевес, добавив еще три места.