Салли Смит - Королева

Французский триумф состоялся как раз накануне скачек в Аскоте, которые в те дни представляли собой гораздо более пышное мероприятие, чем сейчас. Порядка шестидесяти гостей приглашались в замок на целую неделю. “Ко мне приставили лакея и каждый день выдавали программу с предложениями досуга на выбор, – вспоминает человек, посещавший скачки в двадцатилетнем с небольшим возрасте. – На обед и на сами скачки я должен был являться в визитке, а на ужин вечером – при полном параде. Опаздывать не полагалось, за этим, как и за тем, чтобы мы были правильно одеты, следили лакеи” (77).

Утро королева, как правило, проводила в ложе, тогда как ее знакомые выбирали более активные виды досуга – прогулки верхом, теннис, плавание и упражнения на деревянном тренажере Филиппа для поло (установленном в специальной ограде около крытого плавательного бассейна). Остальные оставались в замке читать, складывать пазлы или играть в скраббл. Иногда королева приглашала нескольких молодых гостей-мужчин прокатиться с ней часок верхом до обеда, на который она являлась свежая и собранная, хотя на переодевание после прогулки отводилось всего полчаса. Вторая половина дня всегда посвящалась скачкам. В среду вечером устраивался большой торжественный ужин на сто пятьдесят персон в палате Ватерлоо, еще на один вечер планировался визит в ближайший театр с последующим ужином. Кроме того, как и во время ужинов с ночевкой, королева показывала гостям библиотеку и собрание предметов искусства. Патрик Планкет расписывал программу по минутам.

В начале 1975 года у большого друга и непревзойденного импресарио королевы диагностировали неоперабельный рак печени. В середине марта Планкета положили в больницу короля Эдуарда VII, однако через несколько дней он потребовал выпустить его на важный прием в Букингемском дворце, заявив: “Мне нужно переодеться во фрак и прицепить награды” (78). Накачав морфином, его отвезли во дворец, где он облачился в вечерний костюм и приступил к объявлению гостей. В больницу Планкет вернулся в два часа ночи. Утром он обнаружил на своем подносе с завтраком письмо от королевы, гласившее: “Патрик, я безмерно благодарна вам за прошлый вечер. Искренне ваша, Елизавета R.” (79).

Патрик Планкет скончался десять дней спустя, в Пасхальное воскресенье, в возрасте пятидесяти одного года. Королева почтила его заслуги траурной церемонией в Королевской часовне Сент-Джеймсcкого дворца под скорбные мелодии в исполнении хора мальчиков. В последний путь его провожали малым кругом – только родные и Елизавета II с Филиппом. Кроме того, королевская чета присутствовала на поминальной службе в Гвардейской часовне на другой стороне Сент-Джеймсcкого парка, где Филипп зачитал отрывок из Библии. Аннабель Голдсмит, оглянувшись на королеву, увидела “глубочайшую скорбь в ее глазах” (80).

Как свидетельствует брат Планкета Шон, королева посодействовала также появлению некролога в “The Times”. “Она определенно приложила руку, – утверждает Шон. – Текст был очень светлый, с цитатой, стопроцентно относившейся к его службе при дворе” (81). Однако никаких соболезнований ее величество, по обыкновению, не отправила. “Мы, наверное, и не ожидали ничего такого, – говорит Шон Планкет. – Мы знали, что она горюет не меньше нашего. Ей не нужно было доказывать это на бумаге”. Один из своих самых любимых шедевров, морской пейзаж кисти английского художника XIX века Ричарда Паркса Бонингтона, Планкет завещал подарить королеве. Его братья преподнесли картину (82) Елизавете II в ее кабинете в Букингемском дворце и получили в ответ теплое благодарственное письмо.

Этим признательность королевы не ограничилась – в честь Планкета на холме над Долинными садами в Большом Виндзорском парке была выстроена белая беседка, мемориальная доска на которой гласит: “В память о Патрике Планкете, за верную службу королевской семье”. Павильон был выстроен на средства его родных и друзей, включая Елизавету II, Филиппа и королеву-мать. Ее величество принимала живое участие как в архитектурном, так и ландшафтном дизайне. “Я ведь точно говорила садовнику, что мне не нравятся пестролистные хосты, – делилась она с Шоном Планкетом во время инспекционного осмотра. – Понятия не имею, почему он их в итоге посадил” (83). Поскольку мемориал находится в нескольких минутах от Смитовой площадки, куда королева часто наведывается смотреть поло, она периодически приходит посидеть в раздумьях на скамейке в павильоне.

Смерть Планкета означала не только потерю доверенного лица, вместе с ним из придворной жизни исчезло озорство. Мероприятия стали более приземленными, списки гостей – менее рискованными. Некоторые полагают даже (84), что, останься Планкет в живых, он смог бы присмотреть за принцессой Уэльской Дианой. Через год после его кончины кто-то спросил королеву: “Вы не думали, кем заменить Патрика Планкета?” – “Его нам никто не заменит” (85), – ответила она.

Королева в шляпе, украшенной двадцатью пятью колокольчиками из ткани, приветствует отмечающих Серебряный юбилей ее царствования. Июнь 1977 года. Getty Images

Кончина Патрика Планкета стала для королевы первой крупной потерей после случившейся двадцать три года назад смерти отца, и она черпала силы в своей “глубочайшей религиозности” (1) (как охарактеризовал эту черту один из ее давних друзей), взращенной в детстве и укрепленной помазанием в 1953 году.

Как глава Англиканской церкви, монарх выступает защитником веры – официальной религии страны, закрепленной законом и исповедуемой по зову сердца. Однако, переезжая в Шотландию, королева переходит в лоно Шотландской церкви, самоуправляющейся и не признающей государственного вмешательства. Это не значит, что, пересекая границу, она отрекается от англиканства, скорее наоборот, хотя ни один англиканский епископ ни разу не приезжал с проповедями в Балморал.

Елизавета II всегда “считала королевский сан священным” (2), по свидетельству бывшего архиепископа Кентерберийского Джорджа Кэри. Религия для нее – обязанность “не в смысле бремени, а в смысле радостного служения” (3) подданным. Вера органично встроена в повседневный ритм королевы. “У нее ровные отношения с Господом, – утверждает Кэри. – Вера помогает безропотно принимать повороты судьбы, поскольку строится на жизненной философии, согласно которой все предопределено” (4).

По воскресеньям она неизменно молится в церкви – будь то крошечная часовня в Лаврентийских горах Квебека или деревянная хижина на реке Эссекибо в Гайане, до которой приходится два часа плыть на лодке. Однако ее величество “не кичится своей религиозностью” (5), – утверждает каноник Джон Эндрю, часто наблюдавший королеву в 1960-х, когда помогал архиепископу Кентерберийскому Майклу Рэмзи. В отпуске она посещает богослужения в приходской церкви Сандрингема и в церкви Крейти у въезда в Балморал.