Салли Смит - Королева

Родные, близкие друзья и королевские гости отправились на свадебный завтрак. Вечером, когда Чарльз и Диана отбыли в свадебное путешествие, кузина королевы, леди Элизабет Энсон, собрала в “Кларидже” пять сотен гостей, включая Елизавету II и принца Филиппа. Все веселились (68), на телеэкранах проигрывались видеоролики с бракосочетания. Королева, присев на кушетку с бокалом мартини, любовалась на экране действом, в котором участвовала несколько часов назад. “Ой, Филипп, взгляни! – воскликнула она вдруг. – Опять я застыла с физиономией мисс Пигги!” (69)

Королева пригласила Нэнси Рейган в сопровождении Джона Луиса и принцессу Монако Грейс за свой стол на ужине-фуршете, Филипп сидел во главе соседнего стола, а пятидесятилетняя принцесса Маргарет устроилась с тарелкой омлета на полу. Бальный зал украшал полог из разноцветных ленточек с привязанными на концах яблоками, одно из которых, качнувшись, угодило Филиппу в глаз. Августейшие супруги часто выходили танцевать, хотя Елизавете II было немного неудобно в паре с американским послом, который возвышался над ней во весь свой почти двухметровый рост. Танцы под музыку оркестра Лестера Ланина продолжались почти до половины второго ночи.

В конце концов Елизавета II все-таки собралась уходить, заявив с сожалением: “Я бы с радостью осталась танцевать до утра!” (70) Вслед за ней и Филиппом отбыли Джон и Джозефина Луис, а Нэнси Рейган проскользнула в телефон-автомат, чтобы позвонить в Белый дом супругу с подробным отчетом о прошедшем вечере. “Королева сердилась на Филиппа, который ни в какую не хотел снимать праздничную шапочку, – вспоминает Джозефина Луис. – Ей это казалось неуместным. Наконец она его упросила, но, как только они сели в машину, он нахлобучил шапочку снова” (71).

Никто из гостей не предполагал, что брак Чарльза и Дианы уже дал трещину. Проблемы начались, еще когда Диана, поселившаяся в Букингемском дворце после помолвки, чувствовала себя одиноко, стоило Чарльзу куда-нибудь отлучиться. Подверженная скрытой булимии, она быстро теряла вес (72), вынуждая модельера Элизабет Эммануэль несколько раз ушивать свадебное платье. Чарльза пугали перепады настроения невесты, обвинения насчет Камиллы Паркер-Боулз, с которой он в то время порвал. (Камилла вместе с мужем, Эндрю, присутствовала в числе трех с половиной тысяч гостей на венчании, но из списка приглашенных на прием Диана ее вычеркнула.) К моменту возвращения в Балморал после двухнедельного круиза на “Британии” Диана стала плаксивой и раздражительной, исхудав до пятидесяти килограммов при росте метр семьдесят семь (73).

Принцесса не скрывала, как она ненавидит Дисайд и все с ним связанное – замковый распорядок и особенно охоту. “Это было нечто, – вспоминает Филипп. – Она не выходила к завтраку. За ланчем она сидела в наушниках, слушала музыку, а потом исчезала на прогулку или пробежку” (74). Никто никогда не нарушал протокол наглее Дианы и не выказывал такого неуважения к королеве. Чарльз пытался умаслить жену, но безуспешно. Не в силах справиться с ее претензиями, он либо выходил из себя, либо отступал, пораженный “обратной стороной” той “веселой девушки” (75), которая очаровала его своей мягкостью. Наконец, с согласия матери, Чарльз отправил Диану в Лондон на психиатрическое обследование, чем явно оттолкнул, а не утешил (76).

От королевы не укрылось бунтарское поведение Дианы, однако она предпочитала списывать все на стресс от перемен, а не на более глубинные причины. Елизавета II не понимала Диану – например, как ей удается совмещать эмпатию и эгоцентризм, – в том числе и потому, что, как выразился один из бывших верховных советников, “королева думает о себе в последнюю очередь. Она не любит говорить о себе, и ее мало интересуют попытки других представить себя центром вселенной” (77). Кроме того, она предпочитала не вмешиваться в жизнь близких. “Как бы ни грубила ей Маргарет, королева ей и слова не скажет, – свидетельствует одна из давних подруг королевы-матери. – Таков ее принцип. Детям она тоже не делает замечаний. Она очень порядочный человек, но воспитывать никого не берется” (78).

В основе этой нелюбви к конфронтации лежит глубочайшая терпимость. Вернувшись в Лондон, Елизавета II дала невестке понять, что будет рада ей в любое время. Поначалу Диана, называвшая королеву “mama”, заглядывала к ней, когда наведывалась в Букингемский дворец поплавать в бассейне. “Королева всегда была добра к Диане, – утверждает Лусия Флеча де Лима, близкая подруга принцессы. – И всегда ее принимала” (79). Однако, даже видясь со свекровью чаще, Диана по-прежнему ее боялась (80), как утверждал Роберт Ранси.

Королева поручила сорокадвухлетней леди Сьюзан Хасси, самой молодой из придворных дам, научить Диану придворным манерам. Острая на язык исполнительница “самого четкого и глубокого реверанса” (81), она помогала освоить премудрости придворного этикета Чарльзу и Анне, когда те были подростками. Однако не исключено, что строгая блюстительница протокола слишком сильно давила на неуравновешенную Диану и была недостаточно снисходительна к ее очевидным недостаткам. Несмотря на благодарственные письма (82), в которых Диана называла свою наставницу старшей сестрой, позже принцесса призналась, что давняя дружба фрейлины с Чарльзом вызывала у нее подозрения. Одна из приближенных к королевской семье считала, что Елизавете II следовало бы вместо Хасси поручить Диану своей американской фрейлине, Вирджинии Эрли. “Она очень милая, мягкая и веселая, – свидетельствует приближенная. – Она помогала бы Диане искренним советом и шуткой” (83). Как и следовало ожидать, Диана крупно поругалась со Сьюзан Хасси, рассказав потом друзьям, что почувствовала себя “оплеванной” (84) со своей безоговорочной верностью Чарльзу.

Президент назвал королеву “очаровательной” и “простой”, отметив также, что она “отлично владеет конем”.