Салли Смит - Королева

Елизавета II прибыла в Лусаку 27 июля 1979 года, за два дня до Тэтчер, и на встрече с замбийским президентом Кеннетом Каундой призывала его поумерить антибританские речи в местной прессе. Во время четырехдневной конференции стран Содружества королева выступала в привычной роли символической главы организации, устроив прием с банкетом для всех сорока двух руководителей. В тот вечер она, против обыкновения, оставалась с гостями почти до полуночи, “перемещаясь по залу и беседуя с разными главами государств, – прокомментировал нигериец Эмека Аньяоку. – Я убежден, что это вмешательство побудило организацию (которая уже находилась на грани раскола) к поиску компромисса” (26).

Это неофициальное воздействие продолжалось и в кулуарах, когда каждый из руководителей наведывался в бунгало Елизаветы II на пятнадцати-двадцатиминутную личную аудиенцию. На этих встречах, особенно с африканцами, она старалась проявить полное понимание, не утверждая прямо свою собственную точку зрения, и собеседники уходили пораженные тем, как глубоко ее величество вникает в их заботы. Снизив накал страстей, королева помогла Тэтчер пересмотреть мнение о Содружестве, к чему премьера открыто призывали и остальные – в частности, собственный министр иностранных дел Питер Каррингтон и австралийский премьер Малкольм Фрейзер. Африканские руководители тоже пошли на уступки, согласившись обсудить формулу представительства белых в новом парламенте Родезии.

Сложно определить, что же именно сделала королева, кроме как, по выражению Каррингтона, “сыграла огромную роль в подготовке мирной почвы” (27). Под конец встречи в верхах Тэтчер подписала Лусакские соглашения с перспективой созыва сентябрьской конституционной конференции в лондонском Ланкастер-Хаусе. Королева “разговаривала с миссис Тэтчер и с Каундой, – комментирует тогдашний генеральный секретарь Содружества гайанец Санни Рамфал. – Она помогла делу самим своим присутствием” (28).

Премьер-министр Британии с воодушевлением занялась процессом мирного урегулирования, который закончился 21 декабря подписанием соглашения о прекращении огня и свободных выборах. В апреле 1980 года Родезия провозгласила независимость и стала сорок третьей участницей Содружества – Республикой Зимбабве с премьер-министром Робертом Мугабе. Тогда и оправдалось изначальное предубеждение Тэтчер против Мугабе, поскольку он показал себя жестоким диктатором, расправляясь со всеми политическими соперниками, выгоняя белых фермеров с их наделов и разрушая когда-то самую процветающую среди африканских стран сельскохозяйственную экономику. В 2002 году Содружество приостановило членство Зимбабве, а на следующий год Мугабе вышел из организации окончательно.

Вскоре после возвращения из Африки 4 августа 1979 года королева отправилась в ежегодный отпуск в Балморал. Когда они с Филиппом обедают в замке вместе (29), придворным запрещено их беспокоить – за исключением чрезвычайных случаев. Поэтому, когда в четверг 27 августа в столовую вошел Роберт Феллоуз, помощник личного секретаря, Елизавета II сразу приготовилась к худшему. Тем утром в резиденции Маунтбеттенов в ирландском Слайго двадцатисемифутовое рыболовное судно с шестью членами семьи Маунтбеттен и местным подростком взорвалось на бомбе ИРА. Погибли дядя Филиппа и кузен королевы семидесятидевятилетний Дики Маунтбеттен, восьмидесятитрехлетняя мать Джона Брейберна Дорин, Николас Натчбулл – один из четырнадцатилетних близнецов Брейберн – и Пол Максвелл, пятнадцатилетний ирландец. Патриция и Джон Брейберн, а также оставшийся в живых сын Тимоти получили серьезные ранения.

Королева с родными были убиты горем. Принц Чарльз считал Маунтбеттена “своим самым близким другом и величайшим авторитетом” (30). В своем дневнике Чарльз писал, что двоюродный дед “безмерно любил меня, говорил не самые приятные вещи, был щедр как на справедливую похвалу, так и на критику <���…> Теперь, после его кончины, жизнь никогда не станет прежней” (31).

Елизавета II позвонила в больницу (32) и долго разговаривала с членами семьи, но письмо с соболезнованиями отправил только Филипп. Как объяснял Патриции Брейберн врач Красного Креста: “Такие закрытые люди обычно глубоко переживают, но не хотят выставлять чувства напоказ. Скорее всего, ей кажется, что любые слова в данном случае бессильны и недостаточны, а значит, незачем и пытаться” (33). И наоборот, когда ее сестра Памела Хикс прислала однажды соболезнования по поводу гибели одной из королевских корги, Елизавета II ответила на шести страницах. “Пережить утрату собаки легче, – поняла Хикс, – поэтому можно выплеснуть самые сокровенные переживания, которые больше не представляется случая выразить” (34).

Королевская семья отправилась в Лондон на торжественные похороны в Вестминстерском аббатстве 5 сентября. Сто двадцать два служащих ВМФ в сопровождении сводного военного оркестра тянули лафет с гробом Маунтбеттена. Граф заранее спланировал церемонию прощания во всех подробностях; кроме того, ее неоднократно репетировали в течение предшествующей недели. Когда родные садились на поезд до Ромси, где должно было состояться погребение, королева позвала в соседки свою кузину Памелу: “Прошу тебя, расскажи мне, как все это случилось” (35). “Она слушала, почти ничего не говоря, внимая каждому моему слову”, – вспоминает Памела Хикс. После похорон родные собрались в Броудлендсе. Джоанна Натчбулл, старшая из дочерей Брейбернов, оставшаяся за хозяйку в отсутствие родителей, которых еще не выписали из больницы, ждала гостей у парадного входа. Елизавета II вышла из машины с красными от слез глазами. “Мэм, может быть, вы хотите подняться наверх?” – спросила Джоанна. “Да, пожалуй”, – ответила королева (36).

Месяц спустя Елизавета II совершила показательный поступок, пригласив четырнадцатилетнего Тимоти Натчбулла погостить в Балморале после выписки из больницы. Приехав в замок поздно ночью вместе со старшей сестрой Амандой, он увидел королеву, “которая шагала по коридору, словно наседка, собирающая разбежавшихся цыплят” (37). Поцеловав Тимоти с сестрой, она накормила их супом и сэндвичами, отвела в комнаты и начала распаковывать вещи, но Аманда убедила ее отправиться спать. “Она окружила нас неиссякаемой материнской заботой” (38), – вспоминал Тимоти.

В последующие дни королева следила, чтобы Тимоти вовремя укладывался в кровать, отговорила от прогулок на тетеревином току и поручила перевязки своему собственному врачу. “Она была участливой и чуткой” (39), – свидетельствует Тимоти. Сидя рядом с ним за обедом, она словно почувствовала, как ему хочется выговориться о происшедшем. “Она ничего не выпытывала. К ней просто тянешься как намагниченный, она умеет разговорить человека. Я изливал ей душу, рассказывая то, что больше никому у меня выведать не удалось”.