Салли Смит - Королева

Только в Лондоне было устроено четыре тысячи уличных празднеств по случаю Серебряного юбилея и около двенадцати тысяч в остальных городах, городках и деревнях страны. Лишь панк-группа “Sex Pistols” внесла ложку дегтя своей нигилистической композицией “Боже, храни королеву!”, называя виновницу торжества фашиствующей правительницей государства без будущего. Несмотря на отказ BBC пускать песню в эфир, она достигла второй строчки в хит-парадах.

Этот сомнительный успех, впрочем, не омрачил праздничное настроение. В последующие несколько месяцев королева объехала тридцать шесть графств Великобритании. Размах рос, дошло до того, что в Ланкашире в один из дней собралась миллионная толпа. Последней остановкой Елизаветы II на внутригосударственном маршруте стала Северная Ирландия, которую она не посещала уже одиннадцать лет.

Представители дворца и министры долго обсуждали, стоит ли идти на этот риск. Ольстерский конфликт с самого его начала сильно беспокоил королеву. Британские войска, введенные в Северную Ирландию в конце 1960-х для защиты католического меньшинства, стали добычей снайперов и мишенью терактов ИРА на фоне растущего напряжения. В августе 1971 года власти принялись сажать воинствующих католиков за решетку без суда и следствия в попытке подавить насилие.

“Королева приняла меня на очередной аудиенции, посмотрев по телевизору хронику беспорядков в Белфасте, очевидно потрясенная жестокостью творящегося в одном из регионов ее страны, – вспоминает Эдвард Хит. – В частности, ее ужаснули искаженные ненавистью лица женщин, цепляющихся за высокую сетчатую ограду, за которой скрывались британские войска. Я всегда представляю этот момент, когда ее величество обвиняют в оторванности от народа и равнодушии к мытарствам подданных” (95).

Протестуя против новой политики интернирования, около десяти тысяч католиков нарушили 30 января 1972 года запрет на массовые демонстрации и прошли маршем по улицам Лондондерри. На месте событий высадили отряд британских десантников, и, оказавшись под градом камней и других твердых предметов, войска открыли огонь, застрелив тринадцать из разбегающихся в панике демонстрантов и ранив четырнадцать, один из которых позже скончался. В толпе находились и вооруженные бойцы ИРА, однако все погибшие были безоружными католиками, а некоторых из них убили выстрелом в спину, когда они убегали.

Трагические события вошли в историю как Кровавое воскресенье и стали поворотным моментом, после которого ИРА ужесточила борьбу за воссоединение Ольстера с Ирландской Республикой. Узнав о расстреле демонстрации, толпа сожгла британское посольство в Дублине. ИРА пополнила свои ряды молодыми воинствующими рекрутами и усилила террор против британской армии и англичан, а заодно и протестантов Северной Ирландии. Жертвы исчислялись тысячами.

В нескольких рождественских обращениях после Кровавого воскресенья Елизавета II затронула “горестные события в Северной Ирландии” (96), обещая молитвы и сочувствие пострадавшим, призывая протестантов и католиков вместе бороться за мир, “ради сохранности человечества и здравого смысла”. Как и ожидалось, она решительно настояла на своем, когда летом 1977 года чиновники начали сомневаться насчет запланированной поездки в Северную Ирландию, как и в 1961 году, когда чуть не сорвался визит в Гану. “Мартин, мы ведь сказали, что едем в Ольстер, – убеждала она личного секретаря. – Будет очень жаль, если мы не сможем” (97).

10 августа вертолет с ее величеством на борту приземлился на территории замка Хилсборо под Белфастом – советники по безопасности сочли этот способ “самым надежным для транспортировки королевы” (98). Никогда прежде Елизавета II на вертолете не передвигалась – они пугали даже ее, славящуюся своей храбростью.

На два дня пребывания королевы в Ольстере был введен режим повышенной безопасности, охрану обеспечивали около тридцати двух тысяч военных и сотрудников полиции. Порядка семи тысяч человек посетили приемы и церемонию инвеституры, транслирующиеся по телевидению. Побывав в Новом университете Ольстера в Колрейне, Елизавета II присоединилась к родным на борту “Британии”, отправляющейся в ежегодный круиз по Внешним Гебридам с последующим двухмесячным отпуском в Балморале. Поездка в Северную Ирландию, как свидетельствовала ее величество в рождественской речи того года, напомнила ей, что “отчаяннее всего в примирении нуждаются именно там” (99). Состоявшийся визит дал “людям доброй воли возможность принять участие в празднованиях”.

Вторая поездка по странам Содружества, проходившая по Канаде и Карибскому бассейну, заняла почти три недели. 2 ноября Елизавета II вернулась из Барбадоса на “конкорде”, неповторимом сверхзвуковом самолете с клювообразным носом, пущенном в эксплуатацию в январе 1976 года. Этот почти четырехчасовой футуристический полет завершал юбилейные путешествия, в ходе которых было преодолено пятьдесят шесть тысяч миль.

15 ноября в 10 часов 46 минут утра в возрасте пятидесяти одного года Елизавета II стала бабушкой: у Анны родился первый сын – Питер Филлипс. Впервые за пять сотен лет (100) в королевской семье появился на свет простолюдин, поскольку Марк Филлипс отказался, женясь на Анне, принять титул. Анна и Марк намеревались оградить сына – а затем и его сестру Зару, родившуюся четыре года спустя, – от бремени королевских обязанностей, за что дети много лет спустя были им очень признательны.

В том же месяце ушел на пенсию шестидесятичетырехлетний Мартин Чартерис, прослужив у королевы двадцать семь лет. Кроме Бобо Макдональд, никто из придворных не знал ее лучше, не работал с ней так плотно и не преодолевал вместе с ней этапы жизненного пути – девические годы с официальными обязанностями принцессы, тяжелую утрату отца и последующее превращение в уверенную и компетентную правительницу. Он всячески облегчал ее бремя не только мудрым словом, но и умением оживить ее речи и мягко подталкивать к расширению горизонтов и экспериментам.

Елизавета II попрощалась с ним на короткой аудиенции в Букингемском дворце. Чтобы не расплакаться, она пригласила свою стойкую как кремень дочь, которая не потерпела бы материнских слез. “Королева знала, что Мартин прослезится, и не ошиблась, – говорит Гай Чартерис. – Он не сдерживал чувств. Сама она не плакала, считая, что долгие проводы – лишние слезы” (101). Несколько лет спустя Елизавета II призналась матери, что ей очень не хватало “ее Мартина”, когда тот ушел, но она чувствовала: “он по-прежнему рядом и поможет, если у меня возникнет трудный вопрос” (102). Однако в то утро во дворце она сказала лишь: “Мартин, моя благодарность не знает границ” (103), – и вручила серебряный поднос с такой же надписью. Мартин сморгнул слезы и привычно отшутился: “Когда вы увидите этот поднос в следующий раз, на нем будет джин с тоником!”