Салли Смит - Королева

Формально отсчет царствования ведется со дня воцарения, однако Елизавета II не хотела праздновать момент смерти отца, поэтому выходные провела в Виндзорском замке с семьей. Четыре дня спустя она отправилась в первое из двух зарубежных юбилейных турне, в течение семи недель обойдя на “Британии” Западное Самоа, Тонгу, Фиджи, Папуа – Новую Гвинею, Новую Зеландию и Австралию. Оказанный ей прием не оставлял камня на камне от мрачных прогнозов “The Guardian”. “На причалах яблоку негде было упасть” (83), – вспоминает коммодор Энтони Морроу. На Фиджи во время представления с танцами аборигенов провалилась крыша – к счастью, никто не пострадал. Один из репортеров заметил, что, когда толпа устремилась к месту происшествия, королева “воспользовалась моментом, чтобы стремительным движением подкрасить губы” (84). По возвращении в Англию Елизавета II присутствовала при победах своей трехлетней кобылы Данфермлин – второй великой призовой бегуньи 1970-х – на двух классических британских скачках: сперва на “Эпсомских дубах”, затем летом на Сент-Леджере в Донкастере.

Настоящие торжества начались 4 мая 1977 года, с “клятв верности”, зачитываемых королеве палатой лордов и палатой общин в Вестминстерском зале, и последующей ответной речи ее величества. Как и рождественское обращение, речь была примечательна тем, что написана от себя. Елизавета II предсказуемо тепло отзывалась о Содружестве, в то же время назвав вступление Британии в Европейское экономическое сообщество “одним из самых значимых шагов за время моего царствования” (85). Неожиданностью стал и отклик на растущие призывы к делегированию ряда полномочий Шотландии и Уэльсу. “Эти стремления вполне понятны, – заявила Елизавета II, – однако я не должна забывать, что меня короновали как суверена Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии. Возможно, юбилей – самое подходящее время вспомнить о той пользе, которую приносит этот союз жителям всех частей Соединенного Королевства как во внутренних делах, так и на международной арене”.

“Очень важное замечание, весомое именно в силу своей уникальности” (86), – считал Саймон Уокер, служивший у королевы пресс-секретарем и ответственным за связи с общественностью с 2000 по 2002 год. Шотландские националисты выразили протест, осознав, что единство остается для ее величества незыблемым принципом. Однако Елизавете II редко выпадала возможность высказаться.

В понедельник 6 июня ее величество стояла на вершине Снежного холма в Большом Виндзорском парке, повязав голову своим знаменитым платком на случай непогоды, и готовилась зажечь костер, вслед за которым в ее честь запылают другие костры по всей стране. К сожалению, какой-то прыткий солдатик успел поднести свой факел раньше – но эта накладка Елизавету II скорее рассмешила, чем рассердила. “Ваше величество, все идет кувырком”, – признался майор сэр Майкл Паркер, импресарио королевских мероприятий и специалист по пиротехнике. “Ну и славно, так веселее!” – ответила королева с улыбкой (87).

Кульминация празднований наступила на следующий день, когда королева и принц Филипп выехали в Золотой церемониальной карете в сопровождении дворцовой гвардии, лейб-гвардейцев и принца Чарльза, едущего верхом в медвежьей шапке и красном мундире почетного командира валлийских гвардейцев. В эту вычурную, сияющую свежей позолотой карету Елизавета II не садилась со времен коронации. “Я и забыла, какая она неудобная” (88), – позже признавалась ее величество подруге.

Процессия – состоявшая также из Ирландской церемониальной кареты, Кареты королевы Александры и Стеклянной кареты, в которой ехала остальная королевская семья, – проделала путь от Букингемского дворца до собора Святого Павла мимо миллиона с лишним зрителей, многие из которых занимали места с вечера и всю ночь укрывались от дождя. В соборе королеву ждали две тысячи семьсот гостей, включая шестерых ее премьер-министров и ряд глав государств. Дональд Когган, 101-й архиепископ Кентерберийский, назвал Елизавету II “образцом неустанного служения и преданности долгу, хранителем стабильной и счастливой семейной жизни” (89) – телекамера в это время скользила по лицам родных королевы. Принцесса Маргарет, больше года назад расставшаяся с Тони Сноудоном, но по-прежнему привлекавшая внимание желтой прессы эскападами с Родди Ллуэллином, привела обоих детей.

Королева в ярко-розовом платье-футляре, пальто в тон и шляпке-клоше с двадцатью пятью маленькими тканевыми колокольчиками прошествовала с мужем к собору по ближайшим улицам, пожимая руки и обмениваясь любезностями с напирающими на барьеры зрителями. На торжественном обеде в ратуше она повторила клятву пожизненного служения, принесенную в день своего совершеннолетия, “в зеленой юности, когда мои суждения были еще незрелыми” (90), добавив, что “не вычеркнет оттуда ни единого слова”.

Два дня спустя празднования завершились проходом флотилии барок по Темзе от Гринвича до Ламбета, призванным воскресить в памяти величественные речные караваны тюдоровских времен. После заката ночное небо вспыхнуло фейерверками, и огромные толпы снова собрались перед Букингемским дворцом и вдоль Мэлл, чтобы посмотреть на процессию освещенных карет, везущих королеву и ее родных обратно. Среди зрителей был и Рой Стронг, директор Музея Виктории и Альберта. “В основном британский средний класс, – вспоминал он. – Слышались интеллигентные голоса. Проходили мужчины в костюмах с “Юнион Джеком” на кончиках зонтов” (93). То там, то тут запевали хором “Боже, храни королеву!” и “Правь, Британия!”. Когда кареты прогрохотали мимо, Стронг почувствовал “общее ликование”. Елизавета II с родными показались на балконе дворца, потом вышли снова после полуночи – принцесса Маргарет “вытолкнула их туда чуть ли не силой, почувствовав лихорадочное возбуждение толпы” (94).