Николай Прокудин - Гусарские страсти эпохи застоя

- Ну, сволота, нерусская! Он мне чуть наследство не вдавил во внутрь этой чернявенькой! - воскликнул Чекушкин. Пришлось кулаками помахать слегка. Девицы завизжали, в воду попрыгали, в сторону отплыли, и с валуна наблюдали за сражением, как мы толстяка с двух сторон дубасим, он нас в ответ мутузит. Минут пять дрались, потом он как заорет: "Хватит! Прекращаем! Не то врагами станем, а я врагов привык уничтожать!"

- И мы согласны, хватит, так хватит! - продолжил рассказ Колчаков. Нам и самим драка большого удовольствия не доставляла, но в результате дальнейшее наслаждение перепоганил, и девок распугал, ублажать они нас перестали.

- Выпили мы в знак примирения по рюмке, и ушли, от греха подальше! воскликнул возбужденный и не отошедший от потасовки Чекушкин. - Девицы дружно шепчут, чтоб уходили, не то Байрам, спьяну вновь бузить будет. Ну и ладно. Мы в принципе, свое уже взяли: и выпили, и закусили, и пошалили. Эх, хороши были девчата!

- А, по-моему, шум раздается по- прежнему в пещере! - возразил Никита, забираясь в кабину. - Может его нужно все-таки утихомирить? Побьет девчонок!

- И что? Это их работа, им за этот риск деньги платят. Рыцарь выискался. Надо было от нас не уходить. Было б нас трое, мы б не отступили. Глядишь, в озере эту гнусную свинью утопили б, и по течению в глубину преисподни сплавили! - рассмеялся Чекушкин. - Едем! Сами разберутся без посредников, обслужат покачественнее. Водитель! Жми на газ!

Машина запетляла по дорожному серпантину, а компания задремала утомленная подводным приключением.

В лагерь добрались затемно. Непомнящий попытался затеять скандал, с угрозами о привлечении к ответственности "за срыв занятий", но Чекушкин, допивший в кабине машины из горлышка поллитру, вошел в буйство, схватил за горло капитана и сказал, "что б тот не пищал, не желаю, мол, слушать визг зассанцев".

Ротный в миг растворился во мраке лагеря, а опустившийся в ущелье туман скрыл следы спрятавшегося за палатками Недумающего. Оставшиеся в конуре офицеры моментально заснули. За исключением Кулешова, который вернулся к обязанностям истопника. Среди ночи в коморку вернулся продрогший ротный. Он прокрался как жулик к койке и тихонечко лег. Незнающий был крепко пьян, но видимо долго и тщательно мочился перед сном, ибо более среди ночи не выскакивал, и не использовал в качестве писсуара чужие сапоги.

К утру продрогли. Чекушкин окликнул истопника, но тот ответил басовитым храпом. В печке горели огни, но от пламени, почему- то тепло в комнатушку не исходило. Превозмогая лень, Васька поднялся и, шаркая тапочками, подошел к двери. Нагнувшись, он обнаружил причину холода. Дневальный Кулешов вообще не разводил огня, просто положил на поленья фонарик, включил его и уснул праведным сном. Он это проделал, чтоб не утруждаться подбрасыванием ночью поленьев. Чекушкин дал затрещину сонному бойцу, заставил его разжечь топку, но из-за опустившегося на лагерь сырого тумана очаг не горел, а влажные дрова лишь дымили. Проклиная и Кулешова и Чекушкина, офицеры выскочили из помещения, и остаток утра провели на свежем воздухе...

На утро полевой выход для Ромашкина завершился. Потребовалось срочно сопроводить в гарнизонный медсанбат заболевшего солдата. Естественно выбор пал на Никиту, как на того, кто менее ценен для качественного проведения занятий на технике. Боец-туркмен мучался острыми болями в животе, и было похоже на раннюю стадию приступа аппендицита. Никита собрал вещички в чемоданчик и запрыгнул в кузов, боец, кривясь и охая, забрался следом. С помощью Ромашкина устроился на откидной лавке и продолжил стонать. Зампотех Антонюк, заполнил собой кабину, и подгоняемый им водитель, мигом домчал их до станции. В пути курсант держался за спину, куда отдавала при толчках на ухабах острая боль. Видимо это все же не аппендикс воспалился, а почки простудились, или камни в них шевелятся. Едва-едва успели к проходящему поезду. Отогревшись в вагоне, солдат заметно повеселел.

- Не бойся, до медсанбата я тебя обязательно довезу живым, - пошутил Никита, успокаивая солдата Мерабова.- А дальше, как судьбой назначено...

- Спасибо, - усмехнулся солдат. - А можно мне домой заехать?

- Желаешь проститься перед смертью с родными? - рассмеялся лейтенант. Не боись, не умрешь. Военная медицина на хорошем уровне, спасут. Военные врачи лучше, чем знахари в твоем пустынном кишлаке.

- Да я не о кишлаке говорю, - вновь принялся просить туркмен. - В Ашхабаде живет младший брат моей апа (мамы). Он редактор научного журнала. Давайте в гости сходим к нему? Поедим, отдохнем.

- Если будет много свободного времени между поездами, погостим. Пообещал лейтенант. - Адрес знаешь?

- Да, конышно, знаю. Бывал до армии у него, три раза. Хорошо живет дядя Ахмед, богато.

После посещения подземного озера, в кармане у Ромашкина не было ни шиша, только фантики от конфет. Едва хватило на билеты в общем вагоне.

"Ладно, чем голодать и перебиваться вонючими столовскими беляшами, а чем пухнуть от голода, лучше в гости сходим", - подумал Никита и утвердился в решении посетить дом культурного туркмена. "Любопытно сравнить, как живет цивилизованная элита аборигенов и провинциальные урюки? У не цивилизованных в гостях уже бывал, вкусно готовят, сытно, но обстановка не стерильная. Теперь надо посмотреть на тех, кто поднялся в эволюционном развитии ступенькой гораздо выше бабуина". До поезда в Педжен действительно получилось "окошко" в двенадцать часов. Можно и на экскурсию.

Они в течение часа доехали на троллейбусе в какой-то зачуханный район и оказались в бескрайних одноэтажных кварталах.

"Вот незадача!" - подумал Ромашкин. - Раз обитает в такой глуши, очевидно, ничего хорошего тут не увижу. Убогость и нищета! Сплошные трущобы.

Унылый район, состоящий из несколько сотен глинобитных домишек, узкие улочки, по которым ветер раздувал пыль, песок, мусор. Обрывки газет, словно бумажные змеи летали между заборами. Эти заборы были не совсем заборами в понимании русского человека, они являлись слепленными глиняными стенами, одна к другой. Чем богаче и значительнее достаток обитателя жилища, тем толще и выше эти стены, настоящие крепости. Сами домики прятались за дувалами, как за защитными сооружениями. Жизнь за ними била ключом и порой вырывалась наружу в виде шумных ватаг ребятишек выскакивающих с гиканьем и визгом из дверей. Эти двери были словно бойницы в крепостях. Единственные лазейки в огородившихся от внешнего мира бастионах. Ребята кидались друг в друга камнями, ругались, стреляли из рогаток. Не дай бог, врежется в пешехода эта толпа, затопчет и не заметит. Дикая орда!

Путь военных лежал к одному из самых убогих домиков. Единственное, чем он отличался от остальных сооружений, дувал возведен не высоко и перед ним был маленький заборчик с палисадником, в котором росли какие-то кусты. Сейчас стояла зима, и что это за растительность борется за свою жизнь в глиняной и песчаной почве, осталось не известным.