Начало гражданской войны.

Фронт на берегу реки Которосль, как более пассивный, можно было в известной степени ослабить, снимая оттуда какую-нибудь часть сил и соответствующе усиливая районы Сенного рынка и водокачки, где красные беспрерывно вели наступление. В каждом из наших боевых районов было около 6 пулеметов, также хватало и винтовок, но можно было ожидать, что не хватит патронов, а поэтому мы решили все русские винтовки заменить японскими, которых в складах, как и патронов к ним, было достаточное количество, а русские патроны оставили только на пулеметы. В качестве резерва для всех боевых районов служил единственный бронеавтомобиль. Вначале их было два, но один испортился. Второй все-таки успевал во-время являться в наиболее критические места и каждый раз исправлял наше, иногда весьма критическое, положение. В таком состоянии был город, когда я уезжал в Тверицу.

Не знаю, потому ли, что наш отряд переправился через Волгу, или по другим причинам, но красные опять оставили занятые в Тверице места и со своим бронепоездом отошли по направлению Данилова. Мы использовали этот случай для восстановления своего прежнего положения. Но занять достаточными силами весь длинный фронт от ж.-д. моста до ст. Филино и дальше на д. Савино было невозможно, так как из всего отряда, который был здесь, мне удалось собрать только 40 человек, которых я присоединил к своему отряду. Теперь у меня было 150 человек, и поэтому я совсем иначе поставил наблюдение и охранение. Выставив заставы только на самых опасных направлениях, я приказал разобрать ж.-д. путь в 2–3 верстах за ст. Филино, а в хорошо замаскированных окопах спрятал по одному отделению с пулеметами с таким расчетом, чтобы они хорошо могли бы обстрелять каждого приходящего восстановить путь. Оставшуюся роту, около 80 человек, я все время держал вместе на случай активных действий, при чем использовал местность в целях защиты и маскировки. У себя на ст. Уроч я оставил около 20 человек в качестве общего резерва — это были остатки прибывших из Калуги, которым после жестоких боев необходим был отдых. Такая боевая подготовка действительно была нужна в местных условиях, но уже вечером генерал Л., которого по его собственному желанию я оставил командующим ротой у Филино, без моего ведома перестроил все иначе, даже не сообщив мне об этом. Он снял обе заставы, которые наблюдали за тем, чтобы путь не был восстановлен, и присоединил их к своим силам, а потом вытянул всю роту на очень широком фронте в лесу, около станции Филино. Уже на другое утро, он понес заслуженную кару, так как красные стали наступать компактной массой, и хотя наша редкая цепь приняла их огнем, но все-таки была принуждена отступить. С большим трудом удалось задержать отступление с помощью ничтожного резерва, бывшего в моих руках, при чем начался бой, который продолжался 4 дня беспрерывно.

Уже с начала этих боев я видел, что такая оборона не годится, и потому я энергично требовал по телефону от полковника Перхурова, чтобы наш отряд был переведен в Тверицу, из которой, освобождая путь в Данилово, мы могли бы отступить с целью присоединиться к французскому десанту, идущему от Архангельска. Но в штабе ссылались на ожидаемое присоединение рабочих двух небольших фабрик и отказались принять мое предложение. В это время, мой маленький отряд таял на глазах, так как многие ушли ранеными, а многие, видя наше безвыходное положение и чувствуя громадную усталость, самовольно оставляли свои места. Вечером второго дня у меня осталось не более 80 человек. Перхуров обещал мне поддержку своими силами, сообщив об этом по телефону. Из его туманных пояснений я понял, что он решил ночью выехать на пароходе с одним отрядом и пополнить свои силы крестьянами, после чего обрушиться на красных у Тверицы с тылу. Благодаря белой летней ночи мы действительно убедились, что пароход отошел с противоположного берега, проехал под мост и исчез в темноте. Всю ночь и весь следующий день мы отчаянно боролись с очень большими силами противника, ожидая обещанной помощи «с другой стороны», — но напрасно. Вечером следующего дня генерал Карпов, который после ухода Перхурова взял на себя командование, получив мое сообщение о безвыходном положении, просил меня продержаться еще только один день, ибо возможно, что Перхурова задержали какие-нибудь непредвиденные обстоятельства; если же до вечера следующего дня помощи не будет, то мне со своим отрядом было разрешено переправиться обратно в город. Когда я указал, что нет никакого смысла переправляться обратно в город, Карпов мне напомнил нашу совместную службу раньше на западном фронте, и я сдался. Он сообщил еще, что переходит на приемы инженерной обороны.

Прождав зря еще целый день, мы с приближением вечера стали ждать обещанного парома, чтобы переправиться через Волгу обратно в Ярославль. В час ночи с противоположного берега отчалил пароход; когда он подошел к нашему берегу, я со своим адъютантом побежал снять с постов своих людей. Когда же я вернулся с последними бойцами и подбежал к берегу, то пароход, несмотря на наши крики, ушел. Очевидно, он не мог ждать, так как находился под пулеметным огнем красных со стороны ст. Уроч. Пароход успел забрать людей с ближайших постов, я же и остальные 16 бойцов остались в самом безвыходном положении. Красные могли каждую минуту подойти к самому берегу Волги и захватить нас, пока мы стояли на берегу, не зная, что предпринять.

Наиболее спокойный район нашего фронта был южнее д. Савино, — оттуда за весь тот день красные совсем не стреляли. Мы направились по берегу Волги в ту сторону, но не отошли еще и 300 шагов, как заметили, что с того берега отходит опять пароход, на этот раз другой, меньше первого. Мы бегом бросились к нему навстречу. Нас разделяла полоса воды, шириной около 30 саженей, когда, красные открыли пулеметный огонь; пароход был вынужден вернуться.

Теперь мы были в значительно худшем положении, так как красные нас заметили и направили весь свой огонь по нас. Теперь приходилось бежать под пулями, путаясь в телефонной проволоке, которая во время артиллерийского обстрела была сорвана со столбов, но в конце-концов береговые бугры закрыли нас от пулеметного огня, и мы продолжали свой путь заметно спокойнее, прячась за разрушенными домами, пока, наконец, не пришли в д. Савино, где, спрятавшись в канаве, произвели разведку, как нам лучше всего добраться до леса. Застава красных, находящаяся в д. Савино, или спала, или была снята, и мы благополучно достигли громадного болотистого леса, который тянулся на несколько верст вдоль берега Волги и в сторону от нее. Здесь мы почувствовали себя на известное время спасенными и потому решили найти сухое место для отдыха и ночлега. После того еще в продолжение двух дней мы пытались найти Перхурова, но когда это не удалось, пришли к единственному заключению — проститься с Ярославлем.