Начало гражданской войны.

5 июля. Ночью штаб российских войск во всем своем многолюдстве изволил отбыть на станцию Пограничная, как на начальный этап будущего движения в пределы Приморской области.

7 июля. Вечером Хорват «отбыл на фронт», так называется теперь станция Пограничная; местные полководцы очень горды образованием «собственного фронта», так как с самоопределением Семенова они остались при одних тылах, а между тем иметь свой фронт считалось и считается необходимейшим аксессуаром для всякого большого тылового героя.

На этом новом фронте уже началась свара: мелко-разбойничий подголосок Семенова Калмыков, к которому за последнее время набежало в чаянии предстоящих благ много разной вольницы, тоже самоопределился, заявил, что Плешкова он слушаться не желает, а с Орловым действовать совместно не будет. Посему и выписали сладкоглаголивого соглашателя в надежде, что он как-нибудь помирит собравшихся на Пограничной лебедя, рака и щуку.

8 июля. Проснулись сегодня сразу при двух правительствах: во Владивостоке — сибирское (видимо, какой-то дубликат), а у нас, поднимай выше, — всероссийское с Хорватом во главе и с помощниками ему в лице избранных деятелей дальневосточного комитета и прочих «известных всей России лиц».

Правительства натопорщились друг на друга и уже собираются одно другое арестовать.

Хорват и члены правительства, отбывшие на фронт, везут с собой «манифесты о принятии на себя всей полноты власти», для торжественного объявления его в Никольске. Форменная оперетка да еще с третьеразрядными исполнителями! Близкие «правительству» деловые круги радуются в предвкушении бешеных выгод, связанных с «принятием всей полноты» друзьями и обязанными.

Теперь становятся ясны все махинации последних дней: удаление Колчака, вывод орловцев, образование восточного фронта и пр. Все это были «приуготовительные упражнения», а ныне сразу выпалили из сорокадвухвершковой мортиры «бонбой» в виде всероссийского правительства.

9 июля. На «фронте» невероятный кабак; все хотят распоряжаться, но никто не хочет повиноваться. Калмыков, по донесению полковника Акинтиевского, обнаглел до недопустимости; главнокомандующий и правительство делают вид, что сего не замечают.

10 июля. В местных газетах появились указы временного правительства автономной Сибири, родившегося во Владивостоке, жалкие подражания разным керениадам с теми же демократическими и революционными всхлипываниями.

В частях войск сохранены комиссары с назначением на эти должности каких-то неведомых прапорщиков, очевидно с громким ррреволюционным прошлым.

11 июля. С вечера по городу расклеены обращения к населению от лица народившегося временного правительства всей Руси, возглавляемого временным правителем генералом Хорватом.

Населению объявляется, что господин Хорват решил «принять на себя всю полноту государственной власти». Видимо, пример Семенова заразителен; если он обавтономился на забайкальском звании, то отчего же Хорвату не хватить в том же духе, но уже во всероссийском масштабе.

Актив у обоих претендентов почти одинаков, и если у Хорвата больше нравственного и международного авторитета, то у забайкальского Гришки больше дерзости, решительности, да и его орды, пока он их кормит, его слушаются; денежные средства тоже из родственного источника: у одного секретные позаимствования из кассы К.-В. железной дороги, а у другого явный грабеж вагонов и грузов той же дороги.

Сфабрикованный еще в Харбине манифест собирались объявить в Никольске, но чехо-словаки не пустили туда новоявленное всероссийское правительство, пришлось ограничиться единственной доступной станцией Гродеково, благо, что она пришлась на русской территории. Веселенькое начало для всеррроссийского пррравительства.

Злые языки говорят, что новоявленный правитель, это — только ширма, за которой распоряжаются его собственная супруга, консул Попов и японский майор Араки — комбинация для меня совершенно непонятная.

Отряд Орлова расформировали; по хозяйственной части там обнаружена растрата до полумиллиона рублей. Как обидно, что во-время не произвели такой же операции и с другими отрядами; насколько все здоровое и разумное было бы теперь легче к осуществлению!

12 июля. Продолжается представление не то харбинского «Ревизора», не то «Тушинского вора», но только в ярко опереточных полотнах. Правитель и министры державы Российской сидят в Гродекове, так как дальше вход им воспрещен чехами.

13 июля. Правительство продолжает сидеть в гродековском карантине; для местных борзописцев представляется отличный случай написать фарс на тему «Гродековское действо», или «Не спросясь броду, не суйся в воду», с фанфарами, куплетами, нотами и с переодеванием разных милостивых государей в министры.

Но Харбин ликует; перед оголодавшими аспирантами открылись вереницы должностей министров и их товарищей, директоров, главноуправляющих, губернаторов и пр., и пр.; все считают, что как патентованные спасители они должны быть возвеличены в первейшую очередь. Временами только смущаются сердца невыясненностью отношений с чехо-словаками и непонятным молчанием союзников.

14 июля. Правительственные круги уверяют, что у них достигнуто полное соглашение с чехами. Для новоявленной власти стыдно, что все это не было сделано раньше; надо было понимать, что нельзя начинать создание власти с того, что поставить ее в смешное и нелепое положение; надо было додуматься раньше, что без чехов и без союзников немыслима никакая власть.

15 июля. Продолжение грустного фарса. Всероссийское правительство жарится в вагонах на запасных путях захолустной станции Гродеково (за границей потратят немало труда, чтобы отыскать на карте, где находится сия колыбель новоявленной всероссийской власти); в районе Никольска временная Чехо-Словакия, а дальше, во Владивостоке, сидит сибирское правительство, так же относящееся к Сибири, как Хорват относится к России.

16 июля. Настроение среди рабочих определенно против гродековской комбинации; никакие манифесты и излияния не могут уверить их, что все это делается в их пользу.

17 июля. Сведения, полученные из Владивостока, рисуют тамошнее положение в пестром и нерадостном виде. Чехи выгнали большевиков, но затем объявили, что они не враги народу и что если и арестовали большевистских главарей, то только для того, чтобы избавить их от расправы.

Сибирское правительство признано только местными цензовиками, еле держится и представляет из себя такую же смешную и нелепую фигуру, что и гродековская комбинация.

Разрешенные чехами похороны большевиков, убитых во время переворота во Владивостоке, обратились в крупную пробольшевистскую демонстрацию. Чешская демократическая размазня мне очень не нравится; ибо чехам приходится сейчас играть решающую роль в первом периоде нашей реконструкции, ибо они единственная здесь реальная, организованная и сплоченная сила. Защитники чехов уверяют, что последним приходится пока считаться с большевиками, так как их эшелоны еще не пробились через красную завесу; это что-то очень искусственное.