Начало гражданской войны.

Ну и нравы! Харбинское воспроизведение помещичьих привычек конца восемнадцатого столетия.

30 мая. Хорват очень неприятно влопался: он принял депутацию Совета профессиональных союзов и, подлаживаясь к их тону, излил свои гражданские чувства, критиковал действия отрядов и, в общем, залез здорово влево. Коварные товарищи по окончании аудиенции точно восстановили и записали все его слова и сегодня пропечатали весь этот разговор в газете «Труд».

В этой беседе весь Хорват, как на ладони; очень неделикатные оказались товарищи; знающие свое начальство управленцы говорят, что многоликий и здесь вывернется: будет молчать, как будто бы ничего не случилось, а потом все забудется, ибо каждый день несет свежую сенсацию и заставляет быстро забывать старые.

31 мая. На фронте Семенов — Колчак тихо, кривая напряжения пошла книзу. По прежнему только пьянство и скандалы. Атаманы и их старшие персонажи дивят посетителей харбинских кабаков своими кутежами, оплачиваемыми десятками тысяч рублей.

1 июня. Началось торжественное выступление орловцев или, как их здесь называют, «колченогих» на станции Эхо и Пограничную для дальнейшего завоевания Никольска; говорят, что на этом настоял адмиральский штаб, которому тоже хочется военных лавров. Грозные спасители двинулись на восток со всеми семьями и всем скарбом, но почти без патронов, которые в отрядах растеряли, а как говорят злые языки, просто распродали, потому что патроны сейчас в большой цене (до нескольких рублей за штуку).

Улицы Харбина дымят пылью от носящихся автомобилей разных спасителей с разнообразными флажками; всякое революционное начальство начинается обыкновенно с автомобиля.

Потапов, живущий в одной гостинице с харбинским посланником Семенова, полковником Скипетровым, рассказывает, что как только Скипетров напьется (а это бывает почти каждый день), то сейчас же требуются казенные автомобили, добываются девки, и бешеное катанье продолжается до утра.

2 июня. У нас продолжаются бесчинства. В ответ на арест одного семеновца, обвиняемого в грабеже и мошенничестве, Семенов приказал захватить начальника первого отдела охранной стражи генерала Марковского. Семеновцы в 4 часа утра ворвались в квартиру М. на станции Бухеду и, не найдя его дома (он был в Харбине), перерыли все вещи и залезли даже в спальню жены генерала; когда же последняя указана им на грубость их поведения и добавила, что когда в Иркутске их обыскивали большевики, то оказались вежливее и не входили в ее спальню, то производивший обыск крикнул, чтобы она не читала им нотаций, а то они с ней разделаются так, что она навсегда разучится это делать.

3 июня. Адмирал остается главнокомандующим; таков результат несколькодневных совещаний, визитов, переговоров, уговоров и соглашений.

6 июня. В штабе адмирала говорят, что Колчак собирается ехать опять в Месопотамию, поступить на службу к англичанам и там бить большевиков и турок; говорят, он вызвал желающих ехать туда же офицеров, но таковых не оказалось; среди местной слякоти мало охотников рисковать жизнью и во всяком случае итти на большие лишения; куда вольготнее ничего не делать, жиреть и безобразничать здесь без риска и опасности.

Я не видел ни разу Колчака; все его очень ругают за его вспыльчивость и грубость, но то, что он рвется отсюда, показывает, что он лучше здешней своры; кроме того, никто не может упрекнуть его в том, что он ищет чего-то для себя лично. Но бесспорно одно, что он абсолютно непригоден к тому месту, на которое его кто-то выпихнул, так как у него нет ни одного качества, которое для сего требуется.

8 июня. Орловцы по прибытии на ст. Эхо ознаменовали сие грандиозным пьянством с битьем посуды и оранием «боже, царя храни»; как это глупо и неуместно; истинные монархисты должны понимать, что всякое открытое выступление, это — лишний шип в тот терновый венец, который несет сейчас вся царская семья; истинные монархисты должны делать все, чтобы заставить красных забыть о Тобольске, считать дело монархии навсегда конченным и государя для них абсолютно безопасным; дело же свое творить в великой тайне.

Главковерхи и главкомы спокойно смотрят на такие возмутительные вещи, как наличие двух оркестров музыки в отряде Орлова, численностью всего в 200–300 штыков.

9 июня. Здесь готова начаться настоящая междоусобица: Хорват сместил Колчака с должности главнокомандующего и приказал ему сдать должность Плешкову, а Колчак отказался это исполнить и заявил, что если его попробуют тронуть, то он вызовет «верные ему войска». На замечание, что это может вызвать кровопролитие, бурный адмирал, находясь в состоянии полного шторма, ответил: «ну, и пусть будет кровопролитие, но распоряжаться всей здешней сволочи я не позволю».

Хорват, отдав приказ о смещении, сейчас же уехал в Пекин, предоставив Плешкову расправляться с буйным адмиралом; ну, и нашел Хорват кому поручить такое щекотливое дело.

Антураж Плешкова, ненавидящий Колчака, весь день уговаривал его отдать приказ о вступлении в должность и о состоявшемся отрешении адмирала, но не любящий никаких осложнений Плешков отказался это сделать и заявил, что будет ожидать возвращения Хорвата. Все это было бы очень смешно, если бы не было так бесконечно печально; вся судьба России на Дальнем Востоке болтается в таких дряблых, бесхарактерных, увертливых или ненормально бурных руках.

Приехала группа депутатов японского парламента, чтобы на месте пощупать общественное мнение по вопросу о выступлении Японии для оказания России помощи против захвативших ее большевиков; военные круги Японии очень хотят такого выступления.

10 июня. На верхах продолжается скандальная и безотрадно печальная свара. Хорват, вернувшись из поездки в Пекин сказался больным, но адмирала все же принял. Говорят, что свидание было очень бурное, но в результате на вопрос начальника штаба генерала Хрещатицкого, в каком положении вопрос об уходе Колчака, Хорват ответил «надо потерпеть».

Так и остается на поучение войскам и на потеху врагам, что отданный Хорватом приказ не исполняется его ближайшими помощниками: одним по бурной недисциплинированности, а другим по дряблой нерешительности. Неужели же этот триумвират не в состоянии понять, что они делают и какой пример они подают своим подчиненным?

Дряблость и дрязги наверху, разбойная и вороватая атаманщина под японским, по видимому, соусом посередине, разгул, распутства и постепенное разложение на почве белого большевизма внизу… безнадежная картинка!

12 июня. Характерный разговор передал мне сегодня полковник Акинтиевский: является в штаб российских войск семеновский представитель, полковник Скипетров, и заявляет, что если не будет выпущен арестованный по приказу Колчака прапорщик Борщевский, то он, Скипетров, прикажет арестовать двух офицеров орловского отряда. Начальник штаба вместо того, чтобы арестовать такого заявителя, передает его требование адмиралу, от которого получается ответ с приказом: в случае ареста двух орловцев арестовать трех семеновцев. Это объявляется Скипетрову, который со со словами: «ну, а я буду арестовывать всегда на одного больше», уходит из штаба.