Начало гражданской войны.

Трудно понять, для чего собирать парней, которых затем боятся так, что не дают им винтовок и держат последние под сильными офицерскими, при пулеметах, караулами. Здоровой силы не получают, но, собирая молодежь в большие скопления, облегчают их общение, организацию и делают их опасными для самих себя.

19 ноября. Всеволожский, вернувшийся с западной ветки, рассказывает, что, проезжая через Хайлар, видел стоявший семеновский поезд; на вагоне атамана красовалась надпись: «без доклада на входить, а то выпорю», поистине казацко-разбойничье остроумие.

21 ноября. Из Омска сообщают, что начальник тамошнего гарнизона полковник Волков и другие участники незаконного ареста министров преданы военно-полевому суду. Надо радоваться такому удачному началу, долженствующему положить предел покушениям разных кандидатов в переворотчики и атаманы; надо надеяться, что у адмирала есть сила, чтобы поддержать начатый правильный курс.

Очень туманны фигуры министров нового состава; успех работы зависит от их способности уйти сразу от партийности и стать на чисто деловую почву.

22 ноября. Семенов в самой резкой форме потребовал, чтобы адмирал немедленно отменил свои приказ о предании суду Волкова, Красильникова и К 0, угрожая, при неисполнении его требования, самыми решительными мерами; пока же, остановил всякое сообщение востока с Омском и прекратил работу телеграфа.

Это — уже открытое восстание, поднимаемое кучкой разбойных негодяев, недовольных Колчаком за время его командования в Харбине и понимающих, что с утверждением адмирала у власти им предстоит конец. Они идут ва-банк, поднимая бунт в тылу Омска, переживающего тяжелые дни внутренней неурядицы и внешних неуспехов.

Прав я был, когда считал их белыми большевиками, работающими только на потеху собственной жадности, распущенности, разврату и общей нравственной мерзости. В их пьяных башках, ошалевших от безнаказанности, видимо, неспособна шевельнуться мысль, какую мерзость они делают против той родины, которую хвастаются защищать; трясясь за свою шкуру, за свою вольную и разбойную жизнь, они замахиваются на неприятную для них фигуру адмирала, а бьют по всему делу восстановления государства.

Что же смотрят японцы, весьма помпезно представленные около атамана? Трудно поверить, чтобы они не знали о посылке этого омерзительного ультиматума.

А Гришкины хвалители разливались, уверяя в его уме, государственности и любви к родине; да разве есть хоть на грош мозга в той пустой башке, которая пошла на такое дело, разве есть хоть капля любви к родине в сердце, которое не дрогнуло, когда рождался, подписывался и посылался такой преступный документ? Каков бы ни был Колчак, но Омская обстановка выдвинула его к власти, ведущей смертный бой с большевизмом, и сто раз проклят тот, кто восстает на него и этим помогает большевикам. Все, в ком есть честь, любовь к родине, обязаны сплотиться около адмирала и своим трудом, своими достоинствами покрыть его недостатки.

К открытому бунту подан подлый соус в виде заступничества за казаков, для приобретения популярности в качестве защитника казачьих льгот.

Обнаглевших читинских разбойников надо двинуть так, как заслуживает их подлая измена, тем более подлая, что все ее основание — в личной ненависти атамана и его своры к адмиралу.

23 ноября. Проехал назад в Омск Иванов-Ринов, нагруженный контрабандой к разными товарами; говорят, что он поспешил оставить Владивосток, потому что открыто резко отозвался о Калмыкове, а тот пообещал явиться во Владивосток и выпороть Иванова-Ринова. Тот уехал; а теперь приходится сидеть в Харбине и ждать, пропустит ли его через Читу Семенов. Веселенькая восточная часть сибирской магистрали с рассевшимися по ней атаманами.

26 ноября. Плешков рассказывает, что, по вычислению начальника коммерческой части Слауты, Семенов зарабатывает сейчас до трех миллионов рублей в день плюс звание благодетеля населения; он продает харбинским купцам наряды на вагоны, а они обязаны давать атаману 20 процентов чистой прибыли, но не имеют права сами наживаться выше таких же процентов.

В результате довольны все: и купцы, и Семенов, и население.

2 декабря. По части продажи вагонов Харбин далеко превзошел ту знаменитую вакханалию, которая царила здесь по этой части в 1905 году, когда вагонами оплачивалась и карьера, и любовь, и разные тайные услуги, и даже удачно выбритый подбородок высоких чинов, выдававших вагонные наряды.

Сейчас иметь наряд на вагон в западном направлении — равносильно маленькому состоянию. Старший контролер дороги рассказывал мне, что сегодня по коридорам коммерческой части носилась барышня и разыскивала некоего Полетику по спешному делу продажи вагона за 50 тысяч рублей, делая это совершенно открыто.

Удачнее всех торгуют вагонами семеновские конторы; там надежнее всего, ибо в дальнейшем вагоны идут безопасно от семенизации и дополнительных взяток.

Хорошо торгуют чехи; японцы цепляют частные грузы своих купцов к воинским эшелонам.

6 декабря. Получена телеграмма, что вместо Флуга помощником Хорвата и командующим войсками приамурского округа назначается проезжавший здесь Иванов-Ринов; печальное назначение, не обещающее ничего хорошего и скверно характеризующее мозги и намерения Омска. Иванов-Ринов был и остался бравым полицейским, сделавшим административную карьеру на жестокости усмирения Пешпекского восстания; в военном деле безграмотен и, как казак, тяготеет к атаманам; ему по-настоящему дисциплинарным баталионом командовать, а ему дали для воссоздания огромный военный округ.

9 декабря. Японцы остановили отряд Волкова, посланный для ликвидации Семенова и пригрозили при неповиновении применить оружие; в Никольске же заставили вернуть оружие разоруженной калмыковской сотне. Это уже хуже чем невмешательство, это открытая помощь бунтовщикам и прямой удар по образующейся русской власти.

Неужели же союзники и Соединенные Штаты не вмешаются и не осадят назад зарвавшихся япошей и не укажут им, что они не имеют права мешаться в операцию усмирения бунтовщика и пособника большевикам?

В газетах характерная телеграмма начальника читинских мастерских на имя начальника Забайкальской железной дороги о том, что работы мастерских приостановлены на два дня, так как рабочие по приказанию Семенова перепороты и не в состоянии выйти на работы. Пришибленный от страха начальник просит начальство оградить от повторения, так как это «отражается на продуктивности работ»; на иной протест бедняга не решился: помирать скоропостижно — кому охота?

11 декабря. Японцы воспретили движение всех отрядов, двинутых для ликвидации Семенова. Неизвестно, что делает Омск для остановки этого возмутительного вмешательства; говорят, что все сообщения с Омском прерваны Читой, телеграммы не пропускаются, и остановлены все поезда, идущие на запад. Происходит очевидное восстание Читы против Омска, и последний должен биться на два фронта. Японцы раскрыли свои карты: им не нужно воскресшей России, раз они поддерживают столь решительно гнойный, развратный читинский прыщ.