Андрей Волос - Возвращение в Панджруд

— Вы слышите? — саркастически вопросил Санавбар. — Приятно узнать мнение опытного человека. Вы его слушайте, учитель, слушайте. Он вас научит.

— Что ты упрямишься, Шеравкан? — досадливо бросил Джафар. — Дай денег.

Шеравкан вздохнул.

— Сколько?

Джафар пожал плечами.

— Ну сколько стоит в этом захолустье кувшин вина? Дирхем дай.

— Лучше динар, — озабоченно поправил Санавбар. — Что десять раз туда-сюда бегать.

— Верно, дай динар, — согласился слепец.

— Динар?! — изумился Шеравкан. — Учитель, вы что! Что ж мы то и дело динарами бросаемся?! Актерам дали, теперь за вино должны давать! Это где такое видано? За динар весь этот несчастный кишлак можно вином запрудить.

— Тебе что учитель сказал! — Санавбар повысил голос. — Твое какое дело? Сказали “дай”, значит дай!

— Не ори!

— Учитель, вы слышите?!

— Тихо, тихо! Шеравкан, ты чего? Дай, пожалуйста, деньги Санавбару.

— Эх! — сказал Шеравкан в бессильном негодовании и, не найдя больше слов, нехотя начал отвязывать кошелек. — Навязался на нашу голову!

— Что ты там ворчишь?

— Ничего.

— Нет, ты скажи. Кто навязался?

— Отстаньте, уважаемый, — буркнул Шеравкан.

— Вы прекратите препираться или мне обоих палкой отходить? — рассердился Джафар. — Ждете, пока я от жажды умру?!

— Я-то ничего, учитель, — с готовностью пояснил Санавбар. — Я-то молчу. Это ваш милый поводырь все бухтит чего-то. Честное слово, молодой парень, а хуже деда. Да жадный какой: как до денег доходит, так прямо спасу нет.

И, ловко выхватив из пальцев Шеравкана тяжеленькую золотую чешуйку, он удалился, сокрушенно качая головой и что-то еще на ходу договаривая.

Вино принесли скоро: не успел Джафар в шестой раз нервно поинтересоваться, куда запропастился этот чертов жулик Санавбар, как сосредоточенный юноша поставил на дастархан два пузатых кумгана.

— Пожалуйста, господин Рудаки, — сказал он. — Староста прислал. Вам налить?

— Что? Где? Что прислал? Вино прислал? — забеспокоился Джафар.

У Шеравкана сжалось сердце: так жалко слепец тянул сейчас шею, так смешно задирал голову, как будто надеясь хоть что-нибудь увидеть из-под повязки.

Он быстро наполнил ему пиалу.

— Пожалуйста, учитель... держите.

Джафар осторожно отпил... почмокал... снова припал.

— М-м-м. Райская влага!

— Сейчас и угощения поспеют, — сообщил парнишка и добавил так, будто приводил исчерпывающий сомнения довод: — Суруш-ака с утра хлопочет.

Дело, похоже, и впрямь шло к тому: со стороны взгорка, где белый яблоневый цвет менялся розовым сливовым, давно уж тянуло дымом и будоражащими запахами.

Не успел парнишка удалиться, как будто в подтверждение его слов пришли два мальчика: давешний, что поил чаем, доставил стопку горячих лепешек, а его такой же серьезный товарищ — вместительную плошку с жареным мясом. Затем последовала зелень (лежала на чистых лопушиных листьях), кислое молоко, вареный горох с луком и маслом, а также здоровущее блюдо ячменной каши, заправленной шкварками, — все в бедняцкой глиняной посуде, но такое свежее и пахучее, что у Шеравкана стало мутиться в глазах.

Но едва он успел проглотить кусок, как вернулся Санавбар — и не один, а в сопровождении старосты и еще нескольких немолодых и столь же смущенных людей.

— Прошу вас, прошу! — повторял Санавбар, рассаживая визитеров. — Учитель будет рад. Не стесняйтесь!

Это ведь мы у вас в гостях, а не вы у нас. Рассаживайтесь, угощайтесь. Чувствуйте себя как дома! Это, учитель, уважаемые люди. Хотят вам еще раз почтение засвидетельствовать.

— Хорошо, хорошо.

— Простите, если что не так, господин Рудаки, — шепеляво повторял староста, беспрестанно кланяясь. — Вы привыкли, наверное, к богатым приемам... а мы люди простые... деревенщина. У нас все по-старинке... уж вы не гневайтесь.

— Господь с вами! — отвечал Джафар. Он протянул ладони, нашаривая, и староста тут же с новым поклоном взял их в свои. — Что вы говорите! Все замечательно. Невесту привезли?

— Слава богу, слава богу!.. все своим чередом, — говорил староста. — Такой праздник у нас сегодня, видите. Большой праздник!

— Кстати, Санавбар. Налей-ка вина.

— Как не поднять чашу за счастье молодых! — шумел Санавбар, разливая по пиалам.

Шеравкан только сейчас обратил внимание, что он обут в новые сапоги; ну, может, не совсем новые, но все равно едва ношенные. А уходил в дырявых. Откуда взялись?

— Прошу вас! Свадьба — большой праздник. Самый главный в жизни. Кто-нибудь, конечно, скажет, что самый главный — это рождение. На том основании, дескать, что пока человек не родился, у него и свадьбы быть не может. Верно?

— Да, да, конечно, конечно, — несмело соглашались пришедшие.

— Но ведь перед рождением все равно должна быть свадьба? — напирал Санавбар. — А иначе откуда дети возьмутся? Разве не так, уважаемые?

— Конечно, конечно...

— Вот и получается, что свадьба главнее.

— Урок греческой философии, — одобрительно заметил Джафар, протягивая Санавбару пустую пиалу. — Что было раньше — яйцо или курица? А скажите, уважаемые, невеста из вашего кишлака?

— Нет, из соседнего. Вон ту горку обойти — там кишлак Сангияр. Оттуда она.

— Но из хорошей семьи? — озабоченно поинтересовался поэт.

— Из хорошей, — кивнул староста.

— Отлично, — встрял Санавбар. — Семья — корень жизни! Если корень крепкий, то и невеста — лучше не бывает. Давайте выпьем за здоровье ее уважаемого отца!

— Корень-то крепкий, — согласился староста, принимая полную пиалу.

— Да вот с самим отцом несчастье случилось.

Он горестно покачал головой. Пришедшие с ним покивали, а седобородый старец в синей чалме сказал со вздохом:

— Бедный, бедный Бахрам!..

— А что стряслось?

Староста свел брови, по-видимому подбирая слова. Потом расстроенно сказал:

— Видите ли, учитель, сад у него был хороший.

— Сад?

— Ну да, сад.

— И что же? — поторопил Санавбар. — Что за причина для несчастья — хороший сад! При хорошем саде жить нужно да радоваться.

— Так-то оно так, — согласился староста. — Да вот только понравился этот сад одному богатому мулле.

— Бухарскому?

— Верно, бухарскому. Захотел в наших краях летний дом построить.

— Вот-вот, летний дом, — подтвердил кто-то. — А что ж? — у нас прохладно.

— Предложил продать. Бахрам отказался.

— Бахраму зачем продавать сад? — пояснил седобородый в синей чалме.

— Он с этого сада жил. Ему детей поднимать.

— Вот именно.

— Кто последнее продает?

— Мулла этот и говорит: ага! Не хочешь, значит? И купил выше кусок земли. У Варшаба-ложечника. Плохая земля. Варшаб-ложечник всю жизнь на этих камнях бился, лоскутками сеял.

— С хлеба на воду перебивался.

— Понятно: на такой-то земле.