Сергей Кремлев - Мифы о 1945 годе

То ли глупость, то ли наивность, то ли самоуверенность этого заявления поражает! Впрочем, то же самое можно сказать и вообще о воззрениях японцев на всё более для них «пиковую» ситуацию. Так, за два дня до заявления Того японский Высший совет по руководству войной принял «Общие принципы мероприятий в случае капитуляции Германии», суть которых сводилась к следующему:

1. Принять меры для пресечения брожения внутри страны.

2. Стремиться ускорить проведение мер в отношении СССР и «умелой пропагандой разобщить СССР, США и Англию».

3. Срочно принять меры по сохранению в народе духа самопожертвования и веры в необходимость победы.

Одновременно японцы стали лихорадочно искать подходящего посредника, пытаясь привлечь к защите своих интересов Швецию, Швейцарию и Португалию. Впрочем, весной 1945 года они пытались договориться с Америкой и напрямую, в том числе через известного нам Аллена Даллеса – наш «пострел» и здесь поспел.

В целом же тогдашнее «умение» Токио начисто игнорировать реальность можно сравнить разве что с подобной же «государственной мудростью» предвоенной Варшавы летом 1939 года. Поляки за два месяца до своего полного военного краха отказывали СССР даже в аэродромах для участия советской авиации в возможных боевых действиях против Германии. Японцы же на совещаниях Высшего военного совета в середине мая 1945 года всерьёз рассуждали о необходимости обсудить при переговорах (?) с СССР вопрос о поставках военных материалов, в том числе – нефти.

Это напоминало анекдот о местечковом еврее, хвалившемся тем, что собирается женить сына на дочери Ротшильда. В ответ на вопрос – возможно ли это? – будущий «сват» банкира беззаботно отвечал: «О, да! Остался пустяк – договориться с Ротшильдом».

Тогда же было в Японии решено сделать Советскому Союзу ряд уступок «в обмен на возобновление дружественных отношений». Впрочем, ни о чём конкретном пока не говорилось, а вскоре началась трагикомедия «зондажа» Малика «несчастным погорельцем» Хиротой.

29 мая 1945 года Молотов встречался с Сато и прямо спросил его – насколько долго Япония собирается вести войну? Сато пытался уйти от ответа, на что Молотов заявил:

Это ведь тоже был хотя и вежливый, но вполне определённый намёк японцам. Мол, СССР готов к миру, но если мир не наступит скоро, СССР готов и к войне во имя ускорения её окончания.

6 июня 1945 года Высший совет Японии вновь обсуждал вопросы ведения войны, и было признано, что «необходимым условием продолжения войны против Соединённых Штатов является поддержание мирных отношений с Советским Союзом».

Мыслили верно, поступали глупо. Точнее, глупость заключалась в том, что реальных-то поступков, реальных и весомых шагов Японии во имя сохранения мирных отношений с Советским Союзом не было .

Не было!

Лишь после 22 июня 1945 года, когда по инициативе императора был поставлен вопрос о скорейшем окончании войны, японцы разродились конкретным перечнем «уступок», в обмен на которые Россия должна была спасти Японию от полного разгрома.

Хорошо знакомый с историей русско-японских и советско-японских отношений читатель, помня также о только что одержанной Россией великой Победе в Европе, может не поверить мне, когда я сообщу о предлагавшихся нам Японией на рубеже июня – июля 1945 года «уступках». Однако их перечень взят из японских, а не из советских «агитпроповских» (по выражению доктора наук В. Молодякова) источников.

Итак, вот они, эти «великие уступки»:

– нейтрализация Маньчжоу-Го;

– отказ от рыболовных конвенций в обмен на поставки нефти;

– рассмотрение других пунктов по желанию Советского Союза.

Это было всё!

Даже возврат в состав России Южного Сахалина в исходной повестке дня у японцев не стоял! Даже к концу июня 1945 года!!

До полной «нейтрализации Маньчжоу-Го» советскими войсками оставалось полтора месяца.

Что же до грабительских рыболовных конвенций, первая из которых была заключёна в 1907 году после неудачи России в русско-японской войне, то даже по более сдержанной конвенции 1927 года японские подданные получали, кроме прочего, право «ловить, собирать и обрабатывать все виды рыбы и продуктов моря, кроме котиков и морских бобров» вдоль побережий владений СССР у берегов Японского, Охотского и Берингова морей.

И вот теперь Япония была готова «всепроникающе честно» отказаться от этих конвенций, существовать которым оставалось тоже полтора месяца.

29 июня 1945 года «сосед» Якова Малика Коку Хирота передал (в смысле – навязал) соответствующий документ советскому послу.

То-то, как я догадываюсь, позабавились Сталин и Молотов в Москве, знакомясь с этими «предложениями» Токио, собираясь на конференцию в Берлин.

Да, поведение Страны восходящего солнца весной и летом 1945 года по отношению к нам сложно было определить иначе, чем неумное, недальновидное, скаредное, двуличное, своекорыстное и лукавое.

И это – при уже абсолютной «прозрачности» ситуации.

Японцы не могли её не видеть, но страшились неизбежного, запрограммированного их же собственной многолетней высокомерной политикой по отношению к России.

Полностью прозрачно – как тогда, так и сейчас – обстояло дело и с денонсацией Пакта 1941 года. Само употребление Молотовым, а точнее – официально и публично Советским Правительством – этого вполне однозначного термина международного права фактически немедленно, в реальном масштабе времени, ставило на Пакте крест.

«Денонсация», как сообщает нам, например, «Дипломатический словарь» 1985 года – это «надлежащим образом оформленный отказ государства от заключённого им международного договора…»

Отказ !

А слово «отказ» не может быть понимаемо многозначно.

28 мая 1945 года Сталин беседовал с личным представителем президента США Гарри Гопкинсом и послом США Авереллом Гарриманом. Суть переговоров тогда публично не оглашалась, но разве было непонятно, что речь на них шла и о скором вступлении СССР в войну против Японии?

На середину июля 1945 года пришлись последние якобы «дипломатические» конвульсии Японии. 12 июля принц Коноэ был вызван в императорский дворец на инструктаж, а московский посол Сато обязывался получить советскую визу для Коноэ. Был готов транспортный самолёт для доставки представителя японского императора в столицу СССР.

13 июля 1945 года Сато безуспешно попытался встретиться с Молотовым, но не добрался даже до Вышинского. Японского посла принял замнаркома Лозовский, остававшийся «на хозяйстве» после отъезда Молотова, Вышинского и ещё двух замнаркомов – Кавтарадзе и Майского, на конференцию в Берлин.