Array Array - Прошлое с нами (Книга вторая)

— Так что же делать?.. — спросил Зотин. — Пойдем в обход деревни или остановимся... заночуем?

— Ног не чувствую... передохнуть... покрыли километров шестьдесят, — проговорил Меликов. Андреев придерживался того же мнения.

— ...подождать... стемнеет, зайдем в деревню... поесть... — старшина умолк.

Представления о местонахождении у меня самые общие — южнее железнодорожной ветки Лохвица — Гадяч, километрах в 15-ти на юго-восток от разъезда Коновалове. Все это за срезом карты. Как назывался населенный пункт, лежащий впереди? Чтобы продолжать путь, нужно выяснить это, найти брод на речке или лодку, расспросить местных жителей, подкрепиться пищей, наполнить водой флягу и бутылки. А если возможно — поспать пять-шесть часов под крышей. Ночь обещала быть холодной.

Итак, решено: делаем привал. Но... где остановиться?

Желтеют сельские сады, тронутые близостью осени. Не сразу разглядишь дворы и хаты. Для упрощения задачи деревня была разделена на четыре сектора. Все принялись за наблюдение. Хаотически разбросанные хаты, как вначале казалось, располагались по особому порядку. В юго-западной части деревни перед речкой несколько небольших улочек, расположены под углом одна к другой. Между ними — разрывы в сто-двести шагов.

Меня интересовала улица за углом кукурузного поля, особенно крайний дом в западном ряду.

Опускались сумерки. Мы вдвоем — Медиков и я — двинулись, укрытые зарослями бурьяна, вдоль огорода. Миновали сад. Вот дом. Мне уже известны его обитатели. Их трое — бабуся, молодая женщина и мальчик семи-восьми лет.

Залаяла собака. Дверь открылась. В освещенном проеме появился мальчик. Меликов тихо свистнул. Мальчик бросился к конуре, отвязал собаку и зашагал, придерживая веревку.

— Дядя, вы наш? Мой папа на войне... в селе немцы, — сообщил мальчик.

Мы узнали причину пожара, число бронетранспортеров, участвовавших в карательной акции, глубину речки и убеждения соседей. Село называется Ручки.

— Парень, послушай, нам надо поесть, отдохнуть. Ты умеешь держать язык за зубами? — сказал Меликов. — Брода нет через речку, говоришь? Тогда найди лодку. Нам на тот берег, понял?

— Дядя, пойдем в хату к нам, — не раздумывая, предложил мальчик. — Лодка есть, недалеко, в той стороне.

Мальчик взял за руку Меликова, повел к дому. Я шел следом. Присмиревшая собака, ворча, вернулась в конуру.

— Как чувствуют себя бабуся и твоя мать? — спросил Меликов.

— Вы их знаете?

Меликов ответил: ему известно все, что делается не только в деревне, но и в каждом дворе. Перед заходом . солнца он — мальчик — водил корову на речку, потом гонял гусей...

Покоренный всеведением Меликова, маленький хозяин не хотел согласиться с тем, что мой товарищ должен ждать во дворе. Наконец, его удалось уговорить. Я шел с мальчиком к дому. Он распахнул дверь. Огарок свечи в комнате мигнул. Молодая женщина, убиравшая посуду, испуганно подняла голову. Тарелка выскользнула из рук. Раздался звон.

В двери появилась бабуся. Мальчик проскользнул мимо «звать дядю». Я остался с двумя перепуганными женщинами. Неловко... вломился в дверь. Я почувствовал вдруг все, что было на мне, — запыленную одежду, снаряжение, оружие, бинокль. Испуганные женщины готовы, казалось, взывать о помощи. Я стал объяснять причину своего вторжения.

— О, боже! В нашем селе немцы, — начала, отступив за порог, бабуся. — Скрывали красноармейцев, так изверги деток малых не пожалели, хату сожгли, — она заголосила.

Я стал извиняться, но не тут-то было.

— ...ворвался в дом одиноких женщин... мы вдвоем, да хлопчик... иди, где мужчины, а лучше бы стороной минул наше село, — и, всхлипывая, снова начала о пострадавших за укрывательство.

Вошел мальчик. Следом Медиков.

Мой товарищ с большой решимостью аргументировал положение. Его горячо поддержал мальчик.

— Мама, позвольте... пусть останутся, куда идти им в ночь... — говорила молодая женщина.

Бабуся колебалась.

— Ох, горе... такие времена... отказать грешно и впустить боязно... Мой сын... где-то он, бедный... может, скитается, если жив еще, так вот по дворам недобрых людей, — не скоро бабуся уняла слезы и потом обратилась к снохе: — А что? Покормить есть чем, да где положишь их? Разве в погребе?

Бабуся сделала первую уступку, согласилась на другую. Три из нас займут погреб, четвертый — комнату, где стоит стол. Меликов успокаивал хозяев. Я вышел. Во дворе темно и тихо. Лишь за речкой оранжевыми языками просвечивало сквозь деревья пламя.

Вслед за мной вошли в дом Зотин и Андреев. Молодая женщина, радушная и приветливая, пригласила к столу. Принесла лучшую еду, кувшин с молоком. Сын ее, смышленый и расторопный мальчик, оставался на улице и с энтузиазмом выполнял обязанности караульного.

И снова нашелся повод для разговора с бабусей. Она категорически воспротивилась, когда я начал извлекать наружные гвозди, которые держали оконную раму. Это необходимо. Молодая женщина не возражала, а мальчик стучал по переплету своими кулачками в доказательство того, что и без гвоздей окно стоит вполне надежно.

Едва забрезжил рассвет, бабуся всех подняла на ноги. Мальчик, вопреки настояниям женщин, ушел на речку. Вернулся он к концу завтрака и сообщил, что лодка за крайней хатой и что немцев на берегу нет.

Кукурузное поле тянулось к опушке леса. Мы обогнули юго-западную окраину села и оказались перед речкой. Голые, на всем протяжении вытоптанные скотом, отлогие берега.

Лишь ниже по течению, где русло делалось шире, к воде клонились косматой гривой камыши. Ширина речки достигала восьмидесяти шагов, глубина, по словам мальчика, немногим больше метра.

По западному берегу на небольшом удалении стояли рядом пять-шесть хат. Дворы огорожены высокими плетнями.

Мы шли, спускаясь к берегу, по краю огородов. Трава шуршит, прихваченная заморозками, и серебрится пятнами. Вода в углублениях, оставленных копытами животных, подернулась льдом. Продрогший мальчик бежал навстречу.

— Дядя, возьмите на тот берег... пригоню обратно лодку.

Я не мог нарушать обещания, данного женщинам. Преданный помощник, обиженный отказом, умолк, глядя вслед отчалившей лодке.

Первоначально предполагалось всем плыть «одним рейсом». Но выяснилось, что крошечная лодчонка едва могла принять трех человек. Я остался. После того, как сойдут Меликов и Андреев, Зотин вернется за мной.

Между тем наступал день. Розовое небо на востоке золотилось все больше. Меркли звезды. За плетнями пели наперебой петухи, гоготали утки, гуси, мычал скот. А выше по течению, в средней части села, дымили остатки сожженной вчера хаты.

Устроив мальчика в укрытии, я продолжал следить за лодкой. Преодолев три четверти пути, она села своим дном в ил и не двигалась с места. Мои товарищи раскачивали ее, толкали веслами, но тщетно. Меликов развел руками и шагнул через борт. За ним сошел Андреев. Через минуту они были на берегу.