Ван Гог. Письма

которых – виноградник с фигурой крестьянки – вскоре пришлю.
Собираюсь сделать из него большую картину.
Я думаю, мы никоим образом не можем рассчитывать на доктора Гаше.
Во-первых, он болен еще сильнее, чем я, или, скажем, так же, как я.
А когда слепой ведет слепого, разве они оба не упадут в яму?
Не знаю, что и сказать. Мой последний ужасный приступ был в значительной мере
вызван близостью остальных пациентов; да, заточение раздавило меня, а старик Пейрон не
обратил на это ни малейшего внимания, предоставив мне прозябать вместе с безнадежно
больными.
649
Дорогие брат и сестра,
Письмо Ио оказалось для меня в полном смысле благой вестью: оно избавило меня от
того страха, который внушили мне тревога за всех нас и тяготы последних дней, пережитые
мною вместе с вами.
Разве мало с нас того, что мы почувствовали, как под угрозу ставится наш хлеб
насущный? Разве мало с нас того, что мы по многим другим причинам увидели, на каком
тонком волоске висит наше существование?
Вернувшись сюда, я был очень удручен и все время думал о той буре, которая нависла и
надо мной, и над вами.
Что поделаешь! Я, как видите, стараюсь сохранить хорошее настроение, но моя жизнь
подточена в самом корне и бреду я неверными шагами.
Боюсь, не очень, но все-таки боюсь, что я вам в тягость, хотя письмо Ио ясно показало
мне, что вы понимаете, как я стараюсь снять с вас известную долю трудов и забот.
По возвращении я снова взялся за работу, хотя кисть чуть ли не вываливалась у меня из
рук. Но я знаю, чего хочу, и поэтому мне уже удалось написать три большие картины.
Две из них – бескрайние хлеба под пасмурным небом, и я не побоялся выразить в них
чувство предельной тоски и одиночества. Надеюсь, вы скоро увидите эти вещи – я собираюсь в
самое ближайшее время отвезти их к вам в Париж, так как почти уверен: эти картины передадут
вам то, чего я не могу выразить словами, а именно все то здоровое и укрепляющее душу, что
есть, на мой взгляд, в деревне.
Третья картина – это сад Добиньи, написать который я мечтал с самого приезда сюда.
От всей души надеюсь, что ваша предполагаемая поездка немного развлечет вас.
Я часто думаю о малыше. Убежден, что лучше воспитывать детей, чем отдавать всю
свою нервную энергию картинам.
Но что поделаешь! Я слишком стар, или, по крайней мере, чувствую себя таким, чтобы
начать все сызнова или заняться чем-нибудь иным. Такое желание у меня прошло, но осталась
душевная печаль.
Очень жалею, что не повидал Гийомена, но радуюсь тому, что он посмотрел мои
картины.
Задержись я до его прихода, мы, вероятно, заболтались бы и я не поспел бы на поезд.
651 note 117 Note117 23 июля
Сосредоточиваю все свое внимание на картинах – стараюсь сделать их не хуже, чем
сделали бы художники, к которым я отношусь с любовью и восхищением.
В Париже у меня создалось впечатление, что художники все ближе и ближе подходят к
последней черте.
Все это так, но не поздно ли уже доказывать им полезность объединения? И если даже
такое объединение будет основано, не потерпит ли оно крах, раз потерпит крах все остальное?
Ты, быть может, скажешь мне, что некоторые торговцы могут объединиться для
поддержки импрессионистов. Но ведь это будет лишь временная мера. Мне кажется, личной
инициативы все равно мало, и, поскольку опыт не удался, стоит ли все начинать сызнова?
С удовольствием убедился, что виденная мною новая бретонская картина Гогена очень
хороша. Мне думается, что и остальные вещи, сделанные им там, тоже не дурны.
Может быть, ты посмотришь набросок сада Добиньи? Это одна из самых дорогих для
меня моих работ. Прилагаю также другой набросок – хижины, крытые соломой, и еще два с
полотен в 30, изображающие бескрайние хлеба после дождя…
На переднем плане сада Добиньи – розово-зеленая трава, слева – зелено-лиловый куст
и пень с беловатыми побегами; в центре – клумба роз; справа – изгородь я стена, а под стеной
фиолетовая листва орешника.
Затем живая изгородь из кустов сирени, аллея подстриженных желтых лип, и – в
глубине – сам дом, розовый, с голубоватой черепичной крышей.
Скамья и три кресла, черная фигура в желтой шляпе и на переднем плане черный кот.
Небо бледно-зеленое.
652 note 118 Note118 Письмо, которое было при нем 29 июля 1
Хотел бы написать тебе о многом, но чувствую, что это бесполезно. Надеюсь, твои
хозяева по-прежнему расположены к тебе?
1 Приписано рукой Тео Ван Гога.
Ты уверяешь меня, что вы с женой живете мирно, и напрасно тратишь слова: я ведь
видел и то, что в вашей жизни есть хорошего, и теневые ее стороны. Совершенно согласен с
тобой: растить малыша, живя на пятом этаже, – нелегкая задача и для Ио, и для тебя.
Поскольку дома у тебя все обстоит хорошо, а это главное, мне незачем останавливаться
на вещах менее важных. Пройдет, наверно, много времени, прежде чем у нас появится
возможность спокойно поговорить о делах, – вот и все, что я могу тебе сказать. Констатирую
это не без страха, о чем уже сообщал тебе ранее. Тем не менее прибавить мне больше нечего.
Художники, что бы они при этом ни думали, инстинктивно воздерживаются от споров о
современном состоянии торговли картинами.
В сущности, говорить за нас должны наши полотна.
Да, дорогой мой брат, я всегда твердил тебе и теперь повторяю еще раз, со всей
серьезностью, на какую способна упорная сосредоточенная работа мысли, – повторяю еще раз,
что никогда не буду считать тебя обычным торговцем картинами Коро. Через меня ты принимал
участие в создании кое-каких полотен, которые даже в бурю сохраняют спокойствие.
Мы создали их, и они существуют, а это самое главное, что я хотел тебе сказать в
момент относительного кризиса, в момент, когда предельно натянуты отношения между
торговцами картинами умерших художников и торговцами картинами живых художников.
Что ж, я заплатил жизнью за свою работу, и она стоила мне половины моего рассудка,
это так. Но ты-то, насколько мне известно, не принадлежишь к числу торговцев людьми и
умеешь стать на сторону правого, так как поступаешь действительно по-человечески. Но что
поделаешь?!