Герои и антигерои Отечества (Сборник)

31 августа 1775 года Потемкин писал в секретном ордере генералу Муромцеву:

«Являющимся к вам разного звания помещикам с прошениями о возврате бежавших в бывшую Сечь Запорожскую крестьян, объявить, что как живущие в пределах того войска вступили по Высочайшей воле в военное правление и общество, то и не может ни один из них возвращен быть…»

Чьи же в данном случае в большей степени интересы отстаивал Потемкин дворян-крепостников или крепостных? Конечно, можно возразить, что ему были нужны люди, потому он и отстаивал их. Но требовались они не для личных нужд, не для строительства дворцов, по-нынешнему дач, а для освоения Новороссийского края, для строительства новых городов и портов, создания Черноморского флота, для повышения могущества армии и укрепления южных границ России. Они нужны были для Отечества!

С первых же месяцев пребывания на посту вице-президента Военной коллегии Потемкин занялся преобразованиями в русской армии. Важным направлением этой деятельности он считал облегчение службы солдат. Работы оказалось непочатый край. В «Сборнике биографий кавалергардов» отмечалось:

«Еще до рождения Потемкина, в 1737 году, русская армия взяла Очаков, над которым он столь потрудился пятьдесят лет спустя, и в годы его юности побеждала уже Фридриха II, несмотря на многие недостатки ее устройства. Эти недостатки сознавали и с ними боролись Румянцев, Панин, Суворов, но поборол их Потемкин.

В своей книге „О русской армии“ генерал-поручик Степан Матвеевич Ржевский так оценивал состояние войск до реформ, проведенных Потемкиным:

„Люди отменно хороши, но как солдаты слабы; чисто и прекрасно одеты, но везде стянуты и задавлены так, что естественных нужд отправлять солдат не может: ни стоять, ни ходить спокойно ему нельзя“.

К сожалению, слабую подготовку имели не только солдаты, но и офицеры, и генералы. Однажды в период Семилетней войны генерал-фельдмаршал А. Б. Бутурлин, расстелив перед собой карту, начат постановку боевых задач подчиненным командирам. При этом присутствовал президент Военной коллегии генерал-фельдмаршал З. Г. Чернышев. Он сразу заметил, что Бутурлин вовсе не понимает, что показывает на карте — обстановку ему нанесли еще прежде, офицеры квартирмейстерской службы. Чернышев, воспользовавшись тем, что Бутурлин отвлекся, потихоньку перевернул карту другим концом. Не обратив на то внимание, главнокомандующий продолжал водить карандашом перед собой по… морю.

— Тут утонешь, — с иронией проговорил Чернышев, отводя в сторону руку главнокомандующего.

Уже во время первых инспекционных смотров Потемкин стал обращать главное внимание не на внешний блеск, а на боеспособность войск. Полки, по его докладам, отличались „исправностью людей и лошадей“, и их снаряжение было вполне прилично, что отдавало „начальнику справедливость“. Однако подготовка многих полков оставляла желать лучшего, на что и указывал Григорий Александрович в своих докладах. Обращая внимание на необходимость самого серьезного подхода к обучению и воспитанию солдат, Потемкин требовал, чтобы офицеры обучали подчиненных, „избегая сколько можно бесчеловечных и в обычай приведенных к сему побои, творящих службу отвратительною, но ласковым и терпеливым всего истолкованием…“

Но кто же привел в обычай издевательства и зуботычины? Кто сделал упор на палочную дисциплину, а не на сознательное отношение к исполнению воинского долга? Ответ на этот вопрос можно легко найти, если вспомнить, с чьего правления в России начались садистские изуверства. Да, все это было с петровских времен, о чем писал адмирал П. В. Чичагов. Именно при Петре проникли во многие эшелоны государственное власти и в военное управление иноземцы, которые не щадили русских людей, а заодно и Петра I убедили в том, что порядок можно навести лишь изуверскими методами.

Непонятно только, зачем нужно было что-то менять — Россия и в прежние века была непобедима, ее войска били многих ворогов, проиграв лишь несметным полчищам монголо-татарским, да и то проиграв временно.

Русский военный историк профессор генерал-майор Н. Ф. Дубровин писал о положении дел в середине XVIII века:

„Необходимо заметить, что в русской армии в это время был наплыв иностранных офицеров, преимущественно немцев. Их принимали без всякого разбора, и современники среди себя видели камердинеров, купцов, учителей, переодетых российскими штаб-офицерами. Офицерский чин давался многим и без всякого затруднения. Его получали подрядчики, умевшие угодить сильному, влиятельному лицу, и дети, едва вышедшие из пеленок“.

Екатерина II в первых же указах запретила производить в офицеры и даже записывать в полки детей, не достигших пятнадцатилетнего возраста. Стремилась она всячески и ограничить в армии число иноземных наемников, хотя что касается людей достойных, проявивших себя во многих походах и войнах, то для них делались исключения на протяжении всего ее царствования.

Бороться было нелегко, ибо засилие иноземцев оказалось подавляющим. Вот с каким положением столкнулся Алексей Иванович Хрущев, писавший уже в чине генерала от инфантерии книгу: „Размышления, в каком состоянии армия была в 1764 году“:

„Вступил я в службу самым маленьким офицером в армию… С солдатом иноземные офицеры обращались грубо и жестоко; палка была в таком употреблении, что, стоя в лагере, от зари до зари, не проходило часа, чтобы не было слышно палочной экзекуции… Всякий офицер, по своим нравственным качествам и образованию мало отличавшийся от солдата, старался палкою доказать свое достоинство и значение“.

Григорий Александрович Потемкин, вступивший в службу еще до восшествия на престол Екатерины II, безусловно, был свидетелем этого положения и уяснил всю его низость и пошлость. Недаром уже в годы русско-турецкой войны он в своем отряде завел совершенно иные порядки. Впрочем, во всей армии Румянцева они резко отличались от того, что творилось в других объединениях российских войск.

Получив пост вице-президента Военной коллегии, Потемкин стал добиваться прекращения изуверств повсеместно, опираясь в деятельности своей на милосердие императрицы, которая была с ним в этом полностью солидарна.

Можно привести десятки приказов и ордеров, свидетельствующих о борьбе Потемкина с порядками, насажденными иноземцами.

„Г. г. офицерам гласно объявите, — писал он в одном из приказов, — чтоб с людьми обращались с возможною умеренностью, старались бы об их выгодах, в наказаниях не преступали дозволенных были бы с ними так, как я, ибо я их люблю, как детей“.

В другом приказе он требовал:

„Наблюдайте крайне, чтоб гг. штаб- и обер-офицеры больше увещанием и советом, а отнюдь не побоями солдат всем экзерцициям обучать старались“.