Сказки темного леса

По пути на вокзал Крейзи проезжал через центр города по делам, связанным с приобретением наркотиков. В переходе между станциями “Невский Проспект” и “Гостиный двор” он обнаружил двух молоденьких скрипачей. Это были юноша и девушка, подлинные уличные музыканты — в светлых рубашечках, черных сюртуках и аккуратных маленьких шляпках. Они виртуозно орудовали смычками, наполняя мраморную трубу перехода нежным пением скрипок.

— Эй, скрипачи! — с ходу предложил им Крейзи. — Поехали с нами! Отдохнем в лесу, плану покурим?

— А куда? — спросил юноша-скрипач. — Это не очень далеко?

— Совсем недалеко! — уверенно ответил Крейзи. — На реку Ящеру!

Скрипачи долго думать не стали, взяли и поехали. Они еще не знали, что тропа, которая тянется вдоль реки, проходит в одном месте по склону крутизной градусов шестьдесят. Слева от этой тропы — обрыв, что-то около четырех метров, а под ним река и прибрежная жидкая грязь. В этом месте, как назло, нет деревьев, а склон такой, что пройти вовсе не просто. Именно там девушка-скрипачка поскользнулась, проехала на брюхе несколько метров и упала прямо в жидкую грязь под обрывом. Стоя там, по пояс в воде и грязи, она принялась звать своего возлюбленного. Второй скрипач, её суженый, услышал крик и подошел к краю обрыва. Там между ними состоялся вот какой диалог:

— Дорогая, — начал скрипач, — это из-за меня ты упала в этот обрыв!

— Нет, дорогой, — отвечала ему снизу скрипачка, — не вини себя.

— Как же мне себя не винить, когда ты упала? — продолжал скрипач, понемногу приближаясь к краю и заглядывая вниз.

— Нет, дорогой, — гнула своё скрипачка, — ты вовсе не виноват!

— Но дорогая… — начал было скрипач, но договорить не успел.

Земля выскользнула у него из-под ног, и он сверзся с обрыва прямо любимой на голову — так, что оба они на время скрылись под водой. С тех пор это место так и называется — “Скрипачи”.

Миновав “Скрипачи”, мы прошли еще немного и расположились на прошлогоднем месте. Нависающие скалы создают здесь нечто навроде естественной стены, река петляет, а на её излучине есть лужайка, густо поросшая ландышами.

У нас была только одна брезентовая палатка, та же самая, что и в прошлый раз. Мы поставили её с краю поляны, а сами расположились вокруг главной драгоценности — “рюкзака с лимонами”, который привёз с собой Гоблин. Сам Гоблин уселся возле этого рюкзака и теперь один за другим доставал оттуда “стеклянные лимончики” — поллитровые бутылки “Цитрона”.

При взгляде на этого человека у меня рождались самые противоречивые чувства. Двухметрового роста, ладно сложенный, Гоблин напомнил мне изображения ангелов на старинных иконах, тех, чьи крылья давно почернели от сырости и нечестивых молитв. Словно фиал, до краев наполненный жгучим огнем и отравленным дымом, Гоблин был переполнен самой черной ересью — от корней волос до потаенных глубин своей сумрачной, заблудшей души. Мы познакомились с ним в прошлом сезоне — после РХИ-93 была еще одна игра, теперь на Финском заливе. Нам повезло, мы снова оказались эльфами, но “мастера” придали нам также и кое-что новое — “главного” для нашего коллектива на все время игры. Нам не больно-то это понравилось, но “главным” оказался Гоблин, отрекомендовавшийся вот как:

— Я врач-нарколог, и советую вам употреблять морадол [20]. Перорально, по две ампулы на чашку чая.

— И чего будет? — спросил я.

— Заебись будет! — со знанием дела ответил Гоблин. — По себе знаю!

Понятно, что после этих слов мы прониклись к нему уважением. Чтобы не ударить в грязь лицом, Крейзи взялся объяснять нашему новому знакомому про галлюциногенные грибы, о которых он не так давно слышал. По его словам выходило, что такие грибы — это псилоцибиновые поганки [21], в изобилии растущие на поросших травою полях. Это отечественный аналог грибов, о которых идет речь в книгах Карлоса Кастанеды, уверенно заявил Крейзи, и мы сами сможем их отыскать! Нужно только не лениться и смотреть между кочками.

Стоит добавить, что на тот момент Крейзи еще не знал ни как выглядят эти грибы, ни где именно их нужно искать. Поэтому мы собрали превеликое множество всевозможных поганок и съели их прямо на месте, испытывая к грибам теплое чувство и самое искреннее доверие. Гоблин, наблюдая за нашими действиями, смеялся, а иногда — когда интересы игры того требовали — кричал, подзывая нас, далеко разбредшихся по полю:

— Эй! Эльфы! Но увидев, как мы набиваем поганками рты, Гоблин стал кричать уже по другому:

— Эй, грибные эльфы! — орал он. — Грибные эльфы!

Если бы он только знал, сколько немолкнущих отзвуков, какое могучее эхо породит его крик! Имя пристало, и все чаще на вопрос “Кто вы такие?” мы начали отвечать:

— Мы — Грибные Эльфы!

Так рождаются подлинные имена — их не придумывают, они приходят извне и пристают намертво. Так, что потом и ломом не отдерешь.

С первой Альтернативы прошёл всего год, но за этот год всё разительно изменилось. Вместо смрадной “Красной Шапочки” у нас был с собой лимонный “Цитрон”, а заместо остоебенивших транквилизаторов — целая кружка конопли. Мы встали двумя лагерями: мы на том же самом месте, а чуть дальше по берегу, в шалаше — Крейзины хорошие знакомые, музыканты из группы “КС”. Среди них был Крейзин друг детства Кирпич и его коллеги: клавишник Паша, гитарист Кузя и солист Джеф. Им не впервой было ночевать в этом шалаше, прошлым летом кое с кем из них здесь вышла презанятнейшая история. Вот она.

В минувшем году, обожравшись феназепама, я, Крейзи, Паша и Кирпич построили этот шалаш из сучьев, лапника и другого говна. Но жить в нем не стали, так как там роились целые полчища комарья. Вместо этого мы сгрудились у костра, прячась в едком дыму от назойливых кровососов. Причем все сидели на земле, а Паша — на единственном оказавшемся рядом пеньке. Меня это задело, и я решил Пашу убить.

С этой целью я взял топор, с которым предпочитаю в лесу не расставаться, обошёл пень сзади и изо всех сил ударил Пашу по голове. Если бы не Крейзи, который успел схватить Пашу за руку и выдернуть из-под топора, тому бы прямо на месте пришел пиздец. Но Крейзи испортил мне шутку — топор со звоном вошел в сырое дерево, а Паша не пострадал. Но я человек, когда надо, настойчивый.

В одно мгновение высвободив лезвие из пня, я замахнулся заново. Тут Паша понял, что дело нечисто, а так как своего топора у него не было, бросился бежать. Я помчался вдогонку и настиг Пашу у речного обрыва, где, уцепившись корнями за отвесный склон, росло одинокое дерево. Спасаясь, Паша спрятался за него, а чтобы удержаться, ему пришлось обхватить ствол обеими руками. Тогда я подбежал вплотную и ударил его топором по рукам. Паша заметил приближающийся лезвие и успел разжать руки, но не удержался на краю, упал с обрыва и весь намок.