Ариадна Эфрон - Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

В будущее воскресенье поспеете к апогею земляники: она, по сути, только начинается; в субботу не стерпела, съездила на Страховскую дорогу, собрала около 2 литров, но не весьма спелой, ноги гудят до сих пор. Там же подобрала несколько крупных маслят, так что, видимо, и грибы есть. Скоро поспеет и малина, и будет ее много, так что Таруса будет ждать Вас со всеми своими дарами.

Посылаю «для ознакомления» (бо́льшего не заслуживает) Вознесенскую истерику, по-моему, самого дурного, самого вертинского пошиба.

Целую, привет родителям и Мафусаилу-Мисаилу, до скорого!

Письмо Ваше дошло на 4-й день!!!

Милый Рыжик, спасибо за весточку и за новостишки. Очень правильно, что подкинете этого младенца Булину. Пусть постарается на ниве, по возможности не мешкая: только жаль, что Вы сами столько мешкали, утопая в «гордыне» (беру в кавычки, т. к. не уверена, она ли). Там надо чуть-чуть подчистить, подправить, вправить и потереть суконкой, чтобы блистало, и будет что надо.

Адина гостья — очень милая биологиня, прибыла в понедельник, а отбыла в пятницу. Ада ходила с ней гулять, ездила в Поленово, а я (отчасти) была за шеф повара и пыталась совместить это с кухней переводческой; в результате — ни Богу свечка, ни черту кочерга. Отправив биологиню, помянули ее добрым словом и перешли к очередным вопросам.

Завтра иду на базар и опускаю по дороге это послание в почтовый ящик, на волю Божью. Авось дойдет к Вам до субботы, когда рассчитываем видеть Вас с корзиночкой для малины, которая поспевает, и к этому (Вашему) воскресенью ее должно быть много. Числа 14-го Ада собирается отсюда в Кижевское плаванье, так что в ту субботу не приезжайте, если Вам не противно, а то будут Адины сборы, инструкции остающимся и всякая суета. А дальше — на Ваше усмотрение и как Бог даст: может быть, удастся сэкономить Вам времечко на вторую половину июля, не трогая отпуска, чтобы тут погулять и поотдыхать, я буду этому рада.

Валерию взяли в больницу с рожистым воспалением ног (только этого ей недоставало). Говорят, она там совсем ослабоумела, ходит по ночам с клюкой и шарит по (чужим) тумбочкам: все время голодна, ест не переставая — она, которая всю жизнь только чуть-чуть клевала и совсем не интересовалась едой… Дед рассказывает, что последнее время она будила его по ночам и заставляла варить «суп» — картошку с водой, большего дед не умеет. Говорят, больница хочет отправить ее в местный инвалидный дом, т. е. к «дуракам». Коли до этого дойдет, так уж лучше к персональным пенсионерам под Москву, а то тут куда как плохо — настоящие ведь дураки , а на нее только «находит». Плохое изобретение — старость.

На этом оптимистическом аккорде покидаю Вас. Целуем, ждем. Будьте все здоровы, сердечный привет родителям!

Привезите, пожалуйста, 20 пачек «Прибоя» московского, а то тут киевский, горло дерет по самую задницу. И еще что-нибудь для кота, Вы сами знаете.

Милая Анечка, письмо получила, Викины журналы тоже — «врезочка» не ахти. Если Вы сочтете удобным — пришлите адрес Вашей архивной приятельницы, вышедшей «взамуж» в Польшу. Я получила письмо от некоей польской переводчицы МЦ, которая хотела бы прочесть что-то, кроме двух вышедших книг: может быть, их свести, т. к. отсюда снабжать литературой всех алчущих — невозможно, а всегда и во всем отказывать — неудобно. Жду Вас на следующий выходной (если погода и дела Вам позволят); транспорт (автобусы) пока работает нормально, а такси ходят через Поленово. С большим интересом прочитала книжку воспоминаний Зайцева [1100]; в связи с этим назрела интересная для Вас тема: МЦ и эмиграция. Как Вы думаете? Обширная, сложная… и не трудная, в общем-то и — перспективная в смысле опубликования… Кстати, зайцевская книга ходит с авторской надписью Зильберштейну [1101]. «Пименов» нам надо бы побольше, штук десять. А там — как выйдет!

Обнимаю, до скорого, надеюсь!

P. S. Если будет возможность. Захватите или пришлите немного бумаги для машинки (плохой), боюсь не хватит на 3-й экз. Тирсо, а здесь не продают. Еда дома есть, не везите. Нам хватит. Будем есть грибы!

Милый Рыжик, Вы «велели» Вам написать письмо — вот оно, или навроде. Что касается денег на «могилу» в Елабуге, то это либо 1) нежелание создавать очаг «идолопоклонства» в двух шагах от Москвы (в виде дачи) [1103]+ «вроде бы что-то для увековечивания памяти сделано», либо 2) все же — патетические речи Рафаэля [1104]по этому поводу в Союзе; я его в свое время еле отговорила от ходатайства перед Литфондом относительно монумента; отговорила ли?! Как бы там ни было, игнорирование цветаевской комиссии — возмутительно, как и решение поручать установление памятника, как и проект, и изготовление — Елабуге, когда есть на это Москва, скульпторы, и опять же комиссия… То же самое, как если бы Переделкинскому горсовету или там сельсовету предложили разработать проект памятника Пастернаку. Какая же сиволапость восседает в Литфонде! А где же их ответ на заявление комиссии — за подписью Паустовского и Эренбурга, не говоря уж о более мелкой сошке, — относительно ссуды на ремонт дачи? Или у них денег на марки не достает?! (Не сочтите только это за вопросы Вам [1105]!!!) [1106]

Жаль, что столь бездеятельная и глухонемая комиссия у нас — все полумертвые и ни в чем не заинтересованные; зато имена : «мертвые души». Ну, буду ждать результатов Вашей с Викой разведки в Союзе, а там будем соображать и действовать.

Викина статья не так плоха (в смысле Викина , а не чья-либо еще!), но чересчур в некоторых утверждениях и параллелях — лобово́ и примитивно. Впрочем, по сравнению с тем, что видала раньше — большой шаг вперед; Вика — тяжелодум и примитив, но — работает; углубиться в тему ей никогда не будет дано из-за природной ограниченности, но на поверхности работать сможет — рентабельно и плодотворно, впрочем, это не худший вариант «растущего цветаевоведа» — она честный работяга ( по отношению к теме честный!), но росту ее — до потолка, не до небес, и потолок невысок.

То, что Морковин сказал о письмах, вполне противоречит известиям, привезенным Слуцким: Слуцкий не сам «придумал», а говорил со слов некого чешского литератора, вполне авторитетного, фамилию которого я с тех пор забыла. — Вы, вероятно, тоже, но всё остальное Вы, вероятно, помните, как и я: на хранении у чехов имеются копии писем, а подлинники Морковин якобы хотел «загнать» за валюту; каким бы «сенсационером» ни был Слуцкий, но во вранье «умышленном» ни разу не попадался. Не чета Брониславу Брониславовичу! Относительно же того, что чехи якобы нас не любят — не Слуцкий открыл эту Америку, что бы ни говорил по этому поводу Брониславович! Как рассказывал мне сам Морковин, покуда не утратил желания рыдать мне в жилетку — жена-чешка бросила его «за то», что он — русский по происхождению, а сын отказался изучать «этот» язык… На самом же деле всё не так прямолинейно, как Вы догадываетесь, ибо — и любят, и не любят [1107], и в обоих случаях — есть за что!