Сергей Беркнер - Жизнь и борьба Белостокского гетто. Записки участника Сопротивления

За день или два до конца «акции» в пекарню пришел молодой еврейский полицейский по фамилии Кусевицкий (наш сосед с первого этажа дома на Ченстоховской, где мы жили в гетто) со своей невестой, красивой девушкой по фамилии Кан (она училась в старшем классе моей школы). Кусевицкий попросил Абрама Калинского разрешить ему оставить невесту в пекарне. Дядя разрешил, и мы спрятали девушку на чердаке. Она все время плакала и рассказывала страшную историю. Гитлеровцы схватили и погнали в колонне ее и мать Кусевицкого. Когда тот узнал об этом, он успел подбежать к старшему гитлеровцу и на правах полицейского попросил освободить обеих женщин. Подумав, немец сказал: «Nur eine!» («Только одну!») Просьбы и уговоры не возымели действия, каратель был неумолим. Тогда мать приказала сыну взять невесту: «Я уже пожила…» Поколебавшись, сын послушался матери и взял невесту.

Трудно дать обобщенную оценку февральской самообороне 1943 года. Думается, что это было только боевое крещение, первый опыт вооруженного сопротивления. Оно было рассредоточено по нескольким недостаточно связанным между собой очагам. Руководство подпольной организации не сумело поднять население на вооруженный отпор. Да и оружия было очень мало. В этой связи вспомнился еще один эпизод. В числе подпольщиков, с огромным трудом и риском вносящих оружие в гетто, были Толек Погорельский и два его товарища. Гитлеровцы каким-то образом узнали о деятельности Погорельского и вывесили объявление о награде в 5000 марок тому, кто скажет, где он находится. Через некоторое время награда была удвоена. Предателя не нашлось, а Погорельский в это время уже ушел в лес.

Несмотря на сравнительно незначительные в военном отношении результаты февральской самообороны, они отнюдь не умаляют героических усилий плохо вооруженных подпольщиков дать достойный отпор карателям. Большое количество расстрелянных людей на территории гетто (более 800 человек) и рассказы очевидцев свидетельствуют о том, что многие из них оказывали гитлеровцам активное или пассивное сопротивление.

Период после февраля 1943-го стал временем консолидации всех антифашистских сил в гетто. В подпольную организацию влились новые группы еврейской молодежи различной политической ориентации. В марте на улице Новый Свят прошло заседание руководства подпольной организации, в работе которого участвовали Иосиф Каве, Рива Войсковская, Даниель Мошкович, Вольф Волковыский, Марыля Ружицкая и другие. Были заслушаны сообщения о разных сторонах деятельности организации. Так, Волковыский доложил о наличии оружия, Марыля Ружицкая сообщила о связи с антифашистским подпольем за пределами гетто. Были конкретизированы функции ответственных за различные участки. Даниэлю Мошковичу была поручена военная подготовка подпольщиков, Вольфу Волковыскому — дальнейшая добыча оружия. Гриша Лунский отвечал за подпольную печать. Было принято решение из имеющихся и вновь создаваемых групп сформировать в лесу партизанский отряд «Форойс». Для объединения всех антифашистских сил в гетто было решено начать переговоры с так называемым вторым блоком, которым руководили Мордехай Тененбаум, Кустин и другие. Постепенно и рядовые члены этого блока, и его руководители убедились в необходимости единства с левым антифашистским блоком.

О колебаниях в выборе тактики со стороны членов молодежной сионистской организации «Тель-Хай» свидетельствует одна из записей в дневнике Мордехая Тененбаума. 27 февраля 1943 года состоялось собрание членов «Тель-Хай» под председательством самого Тененбаума. Вспыхнула горячая дискуссия. Халуцы Хаим и Сара высказали мнение, что важно остаться в живых, чтобы донести до мира правдивую информацию о трагедии еврейского народа. Другое мнение выразили сам Тененбаум, Херш Розенталь и Хенох Желязногура: они настаивали на продолжении вооруженного сопротивления в гетто даже в случае удачи партизанской борьбы в лесу. Это мнение восторжествовало.

Большое влияние на принятие этого решения оказали предшествовавшие ему эмоциональные дискуссии о тактике и стратегии между активистами обоих блоков — в частности, выступления таких ярких представителей левого блока, как Ева Блюм и особенно Юдита Новогрудская. Свой вклад в объединение различных политических течений подполья внес также член руководства левого антифашистского блока Соломон-Лазарь Якубович (Метек). Он отвечал за координацию действий всех подпольщиков Белостокского гетто. Якубовичу было тогда 54 года. У него был богатый жизненный опыт: в молодости он работал шахтером в Силезии и Вестфалии, затем — на заводе в Берлине. Закончил университет в Берлине и как активный рабочий деятель побывал в Москве. К его мнению прислушивались как рядовые подпольщики, так и руководители.

За длительную разобщенность политических течений в гетто ответственны были все. Сказывались многолетние взаимные подозрительность и недоверие друг к другу сионистов, бундовцев и коммунистов. Некоторые руководители последних продолжали жить в атмосфере «праведного» идейного высокомерия и всё еще склонны были к сектантству, что явилось следствием длительного засилия сталинизма в коммунистическом движении. К счастью, весной 1943 года подпольщики всех направлений поняли необходимость компромисса и единства.

В марте-апреле 1943 года были проведены переговоры и к концу мая достигнута договоренность об объединении всех течений Сопротивления и о едином командовании самообороной. Во главе объединенного штаба самообороны встали Даниель Мошкович и Мордехай Тененбаум. Для политического руководства партизанским отрядом «Форойс» штаб направил в качестве комиссара Риву Войсковскую. В мае 1943-го в Варшаву отправился молодой подпольщик Херш Флауменбаум, который по возвращении привез весть об апрельском восстании Варшавского гетто. Информация Флауменбаума имела важное значение для активизации подготовки Сопротивления. В начале июня 1943 года территория гетто была разделена штабом самообороны на три участка. Руководить ими было поручено комендантам Мошковичу и Тененбауму, а также Зохару Зискинду-Зильбербергу.

Мои первые контакты с советскими военнопленными, оказание им посильной помощи продовольствием и передача сообщений о положении на фронте были предприняты во второй половине 1942 года, во время работы за пределами гетто. В конце 1942-го или январе 1943-го отец принес домой пистолет ТТ и вечером, когда все уже улеглись, показал мне, как пользоваться им. Через некоторое время он вкратце рассказал мне о наличии подпольной организации и предупредил: «Держи язык за зубами! Даже маме не говори… Как только можно будет, скажу тебе, с кем связаться». Прошло какое-то время, а отец продолжал молчать. Я к нему пристал: «Папа, когда же скажешь?» — «Подожди, пока нельзя». Только после февральской «акции» он назвал фамилию (думаю, что он сознательно сдерживал мое активное участие в подпольной организации, опасаясь за меня и боясь, чтобы мать не потеряла второго сына «досрочно»). Когда отец в конце концов назвал моего связника — Сару Розенблат, — я удивился, но еще больше обрадовался. Сару я хорошо знал. Это была моя дальняя родственница, дочь завуча моей первой гимназии. Смуглая красавица с широко расставленными проницательными глазами. На первый взгляд они казались немного сонными, но, посмотрев более внимательно, можно было обнаружить в них скрытые огоньки. Сара была на год или два старше меня. Как потом оказалось, она являлась одним из руководителей антифашистской молодежи Белостокского гетто. До 1939 года она была комсомолкой-подпольщицей, и опыт подпольной работы у нее уже был. От Сары Розенблат я получил свое первое задание. Это было в конце февраля 1943-го.