Михаил Талалай - Княжна Голицына – принцесса моды

В момент переезда, однако, мы с Сильвио были «на ножах». Банкротство 1968 года стало последней каплей, мы уже говорили о разводе с адвокатом. После письма, которое Сильвио написал мне по случаю моего отъезда в Соединенные Штаты, положение вместо того, чтобы улучшиться, лишь ухудшилось. Когда я вернулась, он встретил меня в аэропорту. Я открыла багажник машины, чтобы положить туда чемодан, и обнаружила там парик, такой же, как у меня. В тот период парики были в большой моде. Представьте, я приезжаю усталой, после трудной работы, подавленная банкротством, и нахожу эту штуку. Сильвио ездил в Париж с одной девушкой, мои друзья видели ее в этом парике и решили, что это я. Он, как обычно, все отрицал. Я была в шоке, в который раз. Поэтому я вновь окунулась в работу, чтобы не страдать.

В этот период я обнаружила, что Сильвио куда-то дел все мои драгоценности. Он объяснил, что положил их в ломбард и что директор ломбарда его друг, и поэтому он не взял с него квитанции. Какой там ломбард! Многие мои вещи он дарил своим любовницам. Мне надо было нанять сыщиков, чтобы выследить его, но меня разубеждала его обычная любезность. Тысячи раз за день он звонил мне, выражая беспокойство. Я думала, что он проявляет внимание, заботу обо мне, а на самом деле он хотел узнать, где я и куда направлюсь, чтобы самому пойти туда, куда хочется.

Помню ужасный эпизод. Я должна была поехать в Милан по рабочим делам и, наконец, решила воспользоваться этим предлогом и проследить за тем, как муж поведет себя в мое отсутствие. Я уже знала тогда о его интрижке с двумя сестрами, для которых Сильвио снял квартиру. Я назвала мужу одну дату возвращения, а сама вернулась раньше, попросив верного Марио встретить меня. Он хотел отвезти меня домой, но я сказала: «Нет, Марио, ты отвезешь меня вот по этому адресу». Он сразу понял, в чем дело, и попытался меня отговорить, но я не уступила. Когда мы остановились по указанному адресу, я попросила припарковаться поодаль, а сама вошла в дом. Позвонила, дверь открыли сестры, а Сильвио выскочил вслед за ними, бледный как полотно. Я спокойно сказала: «Мне жаль беспокоить вас в такую минуту, но мне необходимо поговорить с вами». Я села и говорила долго примерно следующее: «Я действительно устала продолжать работать и видеть, как исчезают мои вещи, шубы и драгоценности. Когда меня нет, можете по-прежнему заходить в ателье и брать все, что захотите. Сделаем обмен: вы мне платите и продолжаете заниматься делами фирмы, так чтобы я могла вести нормальную жизнь». Я была очень спокойна. Когда я знаю, что права и борюсь за свои права, во мне исчезают все колебания, всякий страх. Обычно я очень импульсивна, и если меня провоцируют, отвечаю вспышками ярости. Но в моменты действительно важные я веду себя иначе. После этого эпизода мы пошли к адвокату, чтобы нас развели. Но когда я очутилась в доме на Тринита дей Монти, я почувствовала, что не в силах покинуть Сильвио. В конце концов именно он помог мне встать на ноги, продав все свои акции в Бразилии. Потом он верил в меня, он видел, что я смогу пойти дальше в работе. Я не смогла вынести мысли, что он очутится в трудном положении. И тогда я согласилась, чтобы он остался, хотя наши комнаты будут далеко друг от друга. Я надеялась, что с этого момента каждый из нас будет жить своей особой жизнью. Он продолжал свои любовные истории, но со мной всегда вел себя мило, любезно, услужливо. Эта его любезность мешала мне завести свои истории, поскольку Сильвио все время оказывался рядом, встречал меня, ожидал, пока я закончу свои переговоры, никогда не покидал меня на длительное время.

…В марте 1974 года я оказалась среди 250 гостей, тщательно отобранных и прибывших из разных концов мира на презентацию роскошного центра отдыха Лас-Хадас, который Антенор Патиньо, боливийский магнат олова, создал в Мексике на полпути между Акапулько и Пуэрто-Валларта-Манцанильо. Почти 200 бунгало с полным сервисом были готовы принять гостей. Приглашения на трех языках были направлены таким персонам, как Умберто Савойский, Бегума Ага Хан, Пьер Карден, Омар Шариф, Курд Юргенс, Ира Фюрстенберг, Руди и Консуэло Креспи, Элен Рохас и многие другие. Гости из Европы отправлялись первым классом из Парижа. На следующий день прибывали американцы: Кристина и Генри Форд, Розалинда Рассел с мужем Фредди Бриссоном. Кроме обычных рейсов были привлечены 18 частных самолетов, некоторые из них – из Бразилии. Гостей развлекали предварительным просмотром новых фильмов, обедами, балами, мексиканскими празднествами и – большой финал – «белая гала» с артистами, мужчинами и женщинами, одетыми в белые одежды.

Я помню полет в самолете, оплаченный Патиньо, в компании приглашенных, которые прибывали из всех частей света. Мы начали пить еще в воздухе и на вечеринку явились совершенно пьяными. После трех дней праздников я рассталась с мужем, который возвращался в Рим, и одна отправилась знакомиться с Юкатаном. Старые, разболтанные самолеты перевозили, как правило, грузы – на одном таком я однажды летела вместе с курами. Я останавливалась в фантастических гостиницах у моря. Мне нравилось быть одной, но это почти никогда не удавалось, всегда находился кто-нибудь из знакомых, кто приглашал за свой стол. Я любила читать, смотреть на Луну, отправляться на рыбную ловлю вместе с местными рыбаками на их баркасах. Читала я преимущественно книги по туризму, путеводители, чтобы лучше понять места, в которых находилась.

В тот же месяц в мое ателье пришла Лидия Громыко, жена советского министра иностранных дел. Именно она выразила желание присутствовать на моем показе мод. Мое имя ей сообщили в церемониальном департаменте МИД Италии и в русском посольстве, и она тут же согласилась с их выбором. Для меня это было большой честью, но и вызвало некоторые осложнения. Визиты Жаклин Кеннеди и жены Вилли Брандта были скромными, негромкими, а здесь пришлось смириться с контролем и сверхконтролем полиции, расспросами чиновников от министерства иностранных дел Италии, интересом дипломатов русского посольства, с необходимостью тщательного отбора гостей и присутствия полиции в здании, где расположено ателье. Несомненно, выбор моего дома мод был предопределен связью, которая объединяет двух женщин, родившихся на одной и той же земле.

Лидия Дмитриевна Громыко в кругу семьи

Лидия пришла точно в указанное время и отказалась сесть на специально для нее приготовленный диван. Она выбрала стул и хотела быть рядом со мной. «Где вы родились?» – сразу же спросила она. «В Тбилиси, но благодаря чистой случайности», – ответила я. «Тем не менее, у вас лицо грузинки», – заметила она. «Это потому, что моя мать была грузинкой», – объяснила я. Мы все время говорили по-русски, не нуждаясь в переводчиках. Перед приездом госпожи Громыко я разговаривала с одной журналисткой и призналась ей в своей мечте показать мои модели в стране, откуда я родом. «Почему я, русская по рождению, не могу поехать в мою страну и привезти туда итальянскую моду, отмеченную русским почерком? Разве это невозможно? Что нужно сделать, чтобы приехать туда? Кажется невероятным, но Россия – практически единственная страна в мире, которую я не знаю».