Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. [litres]

В первое посещение Императором Николаем Нижнего Новгорода, в 1834 г., местоположение этого города ему очень понравилось, и он отдал разные повеления, служившие к украшению города. Для исполнения этих повелений потребовалось бы несколько десятков миллионов рублей; часть их была заимствована из государственных кредитных учреждений на продолжительный срок с уплатою процентов с погашением капитала из учрежденного на этот предмет сбора с грузов на судах, прибывающих к пристаням города и отходящих от этих пристаней. Высочайшие повеления состоялись в устройстве набережных с садами, спусков из верхней части города в нижний, казарм и других зданий; всего в 1834 г. Государем было отдано более ста повелений, относившихся к Нижнему Новгороду, в том числе, конечно, были и не трудные к приведению в исполнение, как, напр.: чтобы ворота дома, занимаемого архиереем, выходящие на Печерскую улицу, были всегда отворены, чтобы пристяжные лошади пожарной команды не загибали шей, и т. п. Между прочими повелениями было указано на два места кремлевской стены, в которых до́лжно было устроить две башни с небольшими в них помещениями, из коих одна предназначалась для Императора, а другая для Императрицы Александры Федоровны. Государь сказал тогда, что он после 25 лет царствования передаст престол Наследнику и поселится в этих башнях. Устройство <���этих> башен, как и многих других работ, предначертанных Императором Николаем, откладывалось с года на год и наконец было вовсе отменено.

Наблюдение за производством указанных Государем работ было возложено на нижегородского военного губернатора генерал-лейтенанта Бутурлина {677}. Сверх губернских строительных комиссий, состоявших под председательством губернаторов в ведении Главного управления путей сообщения, в нескольких городах (помнится, в 18), и в том числе в Нижнем Новгороде, были учреждены особые комитеты по устройству собственно этих городов, состоявшие также под председательством губернаторов в ведении Департамента военных поселений, которого директором был генерал-адъютант граф Петр Андреевич Клейнмихель. В комитетах состояли старшими членами начальники работ из корпуса инженеров путей сообщения или из корпуса инженеров военных поселений, которые при образовании этого корпуса, кажется в 1831 г., большей частью были переведены также из инженеров путей сообщения, бывших до этого времени в откомандировке при военных поселениях. Инженеры эти производились в чины в одной очереди с военными инженерами, носили одинаковый с ними мундир, за исключением того, что клапан на рукаве мундира был не из красного, а из зеленого сукна, как на мундире инженеров путей сообщения. Производство работ, указанных Императором Николаем, возложено было на комитет по устройству г. Нижнего Новгорода. Начальником работ в этом комитете в 1835 г. был инженер путей сообщения полковник Петр Данилович Готман {678}(впоследствии генерал-майор), человек честный, имевший познания, но до излишества покорный начальству, слабый относительно подчиненных и вообще не умевший ни себя, ни производимые под его управлением работы поставить так, чтобы его уважали и не делали излишним вмешательством беспрерывных затруднений в производстве работ, а подчиненные ему инженеры не делали <���бы> злоупотреблений, не вели <���бы> разгульной жизни и усердно [73]занимались порученными им делами.

Некоторые из работ, указанных Императором Николаем, были немедля начаты, и он, проезжая через Нижний Новгород в 1836 г., был ими очень доволен. При представлении Императору инженеров Бутурлин отозвался о них с большою похвалой, и об одном капитане – что он, кроме того что усерден, очень ученый инженер. Император на это отвечал, что ему ученых не нужно, а нужны исполнители. Все инженеры были представлены к наградам, и между прочими упомянутый капитан {на равных с другими}, к ордену Св. Владимира 4-й ст., что в то время имело большое значение, в особенности если представляемое лицо не имело других младших орденов. Государь утвердил все представление, но вычеркнул награду капитану, которого Бутурлин назвал, неизвестно почему, ученым, тогда как он был из плохих учеников в Институте путей сообщения. Бутурлин благоволил к нему, тогда как он почти постоянно бывал пьян. Впрочем, и Бутурлин был очень предан этому пороку; ему случалось, что полицейские солдаты его пьяного почти без чувств приводили домой. Вообще 11-летнее управление его губернией было самое сумасбродное, но тогда, при общем загоне, управлять было легко; все низшие терпели беспрекословно, а высшие лица, если умели им угождать, не только не удаляли подобных губернаторов, но считали их очень хорошими, и в этом числе был Бутурлин. Смысла, конечно, не было во всем том, что писал Бутурлин и на иностранных языках, а на русском к этому прибавлялась еще безграмотность. Очень сожалею, что у меня не сохранилось ни одного из его приказов и объявлений. Помню только, что многие из них, как особый курьез, ходили по рукам и в Нижнем, и в обеих столицах. В одном из объявлений к жителям города, {вполне бессмысленном и безграмотном}, Бутурлин, по случаю частых и сильных пожаров, заявлял жителям, что многие подозрительные люди ходят по улицам, чтобы делать в удобных местах поджоги, а потому поручает наблюдать за ними и замечать, кто из них куда утек {это слово помещено в объявлении}. Этим начинается довольно длинное объявление, переполненное подобными курьезами; кончается же оно тем замечанием, что многие даже богатые обыватели, как только начнется пожар в городе, посылают верховых справляться о месте пожара, и их посланные скачут взад и вперед без оглядки, так что их лошади при встрече стукаются лбами {(буквально)}, причем губернатор советовал вместо подобных рассылок всякому обывателю сидеть дома и наблюдать за безопасностью собственного жилища.

Инженеры, бывшие при работах в Нижнем, имели весьма дурную репутацию и целые дни проводили в картежной игре, а потому я ни у кого из них не был, кроме известных своею честностью [ Петра Даниловича ] Готмана и Стремоухова {679}. В числе же инженеров был один из моих товарищей по Институту путей сообщения, впоследствии сошедший с ума, когда он все незаконным путем нажитое при работах в Нижнем промотал, проиграл в карты и остался без всяких средств.

На стеариновом заводе моего тестя было заготовлено значительное количество свечей; он нанял в ярмарочном гостином дворе лавку для их продажи. Я каждый день проводил по нескольку часов в этой лавке, а также у известного литератора Боткина {680}, человека весьма умного и образованного, который проводил целые дни в своей огромной чайной лавке в китайском ряду ярмарочного гостиного двора. Продажа свечей, как оптом, так и пудами, шла успешно; тогда в России был только один стеариновый завод Калста в Москве, и цены на свечи были высокие (помнится, 14 руб. за пуд), так что их изготовление было очень выгодно фабриканту. Но для того чтобы изготовить значительную партию свечей, надо было, по отдаленности завода в имении моего тестя и по причине дурных путей сообщения, заготовлять годовую пропорцию сала, купоросной кислоты и других потребностей на несколько десятков тысяч руб лей. Тесть мой был уже много должен; на его имении накопились большие недоимки по уплате в сохранную казну, и он не имел кредита. Это было причиной невозможности добыть в свое время все потребное для производства стеариновых свечей, и тесть мой принужден был в следующем году закрыть завод, на устройство которого был положен довольно значительный капитал.