Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. [litres]

Сверх 30 руб. асс., которые положено было взимать в оброк помещику с окладной души, взимался еще по мере надобности особый сбор, очень метко названный «чернобором». Приходу и расходу его велся особый счет. На этот чернобор относились расходы по уплате подушных, повинностей дорожных, по препровождению арестантов, на содержание лошадей для проезда земской полиции и других служащих, на жалованье бурмистра и других должностных по имению лиц, на взятки, которые давались всем уездным властям по разным делам и при их приезде в имение, на их угощение в заезжей избе и т. п. Повинности дорожная и по препровождению арестантов должны были отбываться натурою, но так как участки Казанского тракта, которые обязаны были содержать в порядке крестьяне Левашова, находились в 150 верстах от имения, то найдено было более выгодным нанимать для этого исправления подрядчиков. Равно вместо поставки подвод для препровождения арестантов по Казанскому, т. е. Сибирскому, тракту крестьяне уплачивали деньгами. Приискание подрядчиков для исправления Казанского тракта и на наем подвод для арестантов принимали на себя уездные исправники и, конечно, назначали для этого сумму, значительно превышавшую ту, которая действительно требовалась, в особенности если принять в соображение, что дорожные участки содержались ими в большой неисправности. Расстояние от имения Левашова до уездного города Макарьева было 120 верст, и на всем этом протяжении росли леса, а потому на каждых 30 верстах были учреждены станции с несколькими тройками лошадей для перевозки чинов земской полиции и других уездных властей, а также для проездов бурмистра и других служащих в уездный город <���по надобностям имения>. На содержание этих лошадей собиралась довольно значительная сумма с крестьян имения Левашова и других, его окружающих. Все полицейские чины, во избежание придирок, которые они всегда могли бы сделать по разным случаям, получали ежегодное содержание из суммы чернобора. Сверх того, при проезде через имение как этих чинов, так и других уездных властей им давали по нескольку золотых монет и угощали в заезжей избе.

Так, в бытность мою в имении приехал уездный судья, о чем доложили тестю и мне. Это было перед обедом; мы приказали его просить обедать с нами, но бурмистр пришел сказать, что судья уже был угощен и что необходимо ему дать несколько золотых. Я спросил, есть ли какое дело в уездном суде по имению; ответ был отрицательный, но тем не менее по настоянию бурмистра я приказал выдать 5 пятирублевых золотых монет. При уплате подушных денег давали взятку уездному казначею. Одним словом, ни шагу не делалось без взяток, и, чего я прежде нигде не слыхал, это что уездный предводитель дворянства также брал взятки. В заволжской части Макарьевского уезда, наиболее обширной, тогда почти никто из помещиков не жил; на дворянских выборах бывало несколько помещиков этого уезда, владельцев имений, лежащих на правом берегу р. Волги и не желавших баллотироваться в должности. По малочисленности этих помещиков для производства выборов в разные по уезду должности их присоединяли к другому уезду. При таком порядке вещей понятно, что выбирались в должности лица неблагонадежные, и, между прочим, в уездные предводители был выбран в предыдущее трехлетие Коризна н, о котором говорили, что в заволжской части Макарьевского уезда всего один дворянин, и тот Укоризна.

Сумма, взимаемая в чернобор, не была определенная, а взималась по мере надобности, которая с каждым годом увеличивалась. Средняя же уплата в чернобор за последние годы составляла около 15 руб. асс. с окладной души. Я нашел полезным не вести особого счета чернобору, а присоединить его к оброку, так что с каждой окладной души должно было взиматься по 45 руб. асс., и затем уплату подушных и все другие вышеупомянутые расходы, производившиеся на счет чернобора, производить из общих сумм. Меру эту я находил полезной в том отношении, что налог на крестьян для составления суммы, потребной на чернобор, не мог более увеличиваться, как это было постоянно в прежние годы, и в том, что расход его подвергался, наравне с оброчной суммою, постоянному контролю помещика, вследствие чего я надеялся, что этих 15 руб. асс., сбираемых с окладной души, будет не только достаточно на все расходы, но что будут еще и остатки, и затем помещик получит более дохода с имения в следующие годы, чем в предшествовавшие. Это была единственная мера из всех мной предложенных, которая удержалась во всем имении моего тестя в продолжение нескольких лет, а в части, отделенной моей жене, до освобождения крестьян в 1861 г., она действительно оказалась полезной и для крестьян, и для помещиков.

В числе приятельниц моей жены, когда она была еще в доме родителей, были сестры Шеншины {689}, из них в особенности Анна Семеновна, вышедшая впоследствии замуж за двоюродного своего дядю Владимира Александровича Шеншина {690}.

У них жена моя и ее сестра познакомились с их двоюродной сестрой графиней Александрой Сергеевной Толстой {691}, дочерью графа Сергея Васильевича {692}, бывшего нижегородским вице-губернатором в то время, когда вице-губернаторами были председатели казенных палат, которым подведомственна была казенная винная продажа (винные откупа были возобновлены с 1827 г.), и эта операция доставляла вице-губернаторам весьма значительные незаконные доходы; рассказывают, что когда ИМператор Александр I, обратив внимание, что вдруг съехалось много губернаторов в Петербург, спросил о причине такого съезда, то известный шутник Александр Львович Нарышкин {693}отвечал, что губернаторы приехали просить о назначении их вице-губернаторами. Граф С. В. Толстой, пользуясь этими незаконными доходами, жил очень роскошно, но, выйдя в отставку, не имел почти никакого состояния, так что после вскоре {последовавшей} его смерти многочисленное его семейство осталось в бедности. Помню, что в первое мое знакомство в 1826 г. с семейством Толстых, когда они жили в Москве на Пресненских прудах, я во всякое время дня заставал всех детей Толстых выделывающими, стоя за стульями, разные па. Танцы и музыка составляли главную часть их учения. Старшая дочь Толстых Екатерина была большою приятельницею моей сестры; в 1839 г. она была уже замужем за Киреевским {694}; вторая, Настасья {695}, была замужем за Моисеевым н, а третья, Александра, с братьями и сестрой жили с матерью в нижегородской деревне. Александра Толстая бывала у нас несколько раз в последнее наше пребывание в Нижнем Новгороде. Она была недурна собою, очень хитра и большая мастерица привязать к себе тех, в коих имела надобность. Начитавшись всякой всячины, она была преисполнена нигилистических идей (хотя это слово было изобретено гораздо позже) и очень нравилась моей жене и свояченице. {О ней и о брате ее Н. С. Толстом {696}будет еще часто упоминаться в «Моих воспоминаниях».}