Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. [litres]

По окончании работ на правом берегу р. Кубани командиры казачьих полков, составлявших рабочий отряд, предложили мне, в благодарность за доброе обхождение с казаками и за дозволение им уйти на три недели для хозяйственных работ, по 200 руб. с полка, собранных ими с казаков. Я просил полковых командиров поблагодарить казаков за их любовь ко мне, а собранные деньги возвратить им. Когда я рассказал это Завадовскому, то он меня очень настоятельно просил простить им их поступок, потому что они сделали это по глупости, а главное, ничего об этом не говорить военному министру. {Полковые командиры, вероятно, означенных денег не возвратили казакам, а взяли себе.}

25 июля отряд, строивший укрепление Гастачай, между Анапою и Варениковою пристанью, пришел к последней и расположился лагерем на левом берегу р. Кубани. Я встретил отряд и остался в означенном лагере.

Отряд из Гастачая пришел под начальством генерал-адъютанта Анрепа, который перед этим переходом заключил с соседними горцами перемирие в том, что войска наши не будут уничтожать их аулов и хлебных произведений, а они не будут нападать на отряд, при котором находился огромный обоз строительных материалов для предполагаемого у Варениковой пристани укрепления, так как найдено было более удобным эти материалы доставить из Таганрога в Анапу и оттуда по неприятельской земле к Варениковой пристани на левый берег Кубани, чем в Темрюк и оттуда в Андреевский пост, а от него на Вареникову пристань и переправлять через Кубань на ее левый берег. Подобную доставку можно было оправдать только тем, что не надеялись, чтобы ко времени прихода отряда из Гастачая к Варениковой пристани сообщение Андреевского поста с этой пристанью было окончено.

Работы при Варениковой пристани по Высочайше утвержденному проекту должны были производиться в продолжение двух лет. Часть рабочего отряда на левом берегу р. Кубани была морем перевезена из Крыма, куда она осенью должна была возвратиться с тем, чтобы весной снова прибыть на Вареникову пристань. Эта перевозка стоила огромных сумм и вредно действовала на здоровье войск. Между тем в зимнее время горцы могли бы напасть на неоконченное укрепление у Варениковой пристани и повредить как укрепление, так и сообщение его с Кубанью. Эти причины побудили меня представить, что работы могут быть окончены в один год, если будет разрешено нижним чинам, производившим земляные насыпи и не получавшим ничего кроме увеличенной мясной порции, выдавать за каждый выработанный урок по 20 коп. сер. Источником для этого расхода назначены 18 тыс., оставшиеся из 30 тыс. ассигнованных на работы по устройству сообщения через р. Кубань у Варениковой пристани. Когда получено было разрешение на этот расход, то я был уверен, что нижние чины будут производить работы успешно, так что они окончатся в один год. Но недостаточно было выдавать деньги начальству за произведенные нижними чинами работы; надо было, чтобы они доходили до них, чего в особенности трудно было добиться в казачьих войсках. Анреп обратил на это особое внимание и вместе с тем приказал, чтобы казаков и солдат поочередно употребляли в мокрых и затруднительных местах без всякого между ними различия. Этого никогда прежде не соблюдалось: казаков всегда ставили на работы в самые дурные места. Износит казак скоро платье и сапоги, они его собственные, а не казенные; заболеет он или умрет, это не вносится в ведомости, представляемые высшему начальству; тогда как на солдате платье и сапоги казенные, и скорая износка их была прямым убытком полковому командиру, а если в полку много заболевало и умирало, об этом вносилось в ведомость, и полкового командира подвергали ответственности.

{Я выше говорил, что} во время перехода отряда из Гастачая на Вареникову пристань было заключено перемирие с горцами, между тем последние сделали два выстрела против Анрепа и его адъютанта Колебякина, ехавших несколько впереди отряда. Анреп на другой день прихода отряда на Вареникову пристань приказал объявить, что если горцы не выдадут немедля стрелявших, то он часть своего отряда пошлет для уничтожения жилищ и хлеба горцев. Немедля явились старшины из соседних аулов. Они уверяли, что не могут отыскать стрелявших. Анреп повторил свою угрозу, и на другой день были приведены два почти голых оборванца. Когда их спросили через переводчика, зачем они стреляли, зная, что было замирение, они отвечали, что хотели этим понравиться женщинам. Анреп, прочитав им мораль, сказал, что они теперь в его руках, что он мог бы приказать их расстрелять, но для того, чтобы они умели ценить великодушие Русского Царя, он не только его именем их простил и отпустил домой, но приказал еще выдать каждому из них по десяти карбованцев (так называли на Кавказе серебряные рубли). Анреп говорил все это с необыкновенной величавостью; в словах же его и действиях не было никакой логики; {можно было простить оборванцев; сомнительно было, чтобы стреляли именно эти оборванцы; вероятнее, что они были представлены только во избежание исполнения угроз Анрепа, но зачем было давать им еще по 10 руб. сер., этого я не понимаю}.

Анреп вскоре уехал в Керчь, сдав командование отрядом свиты Его Величества контр-адмиралу Серебрякову; с ним уехали исправлявший должность начальника штаба Филипсон и Колебякин. Я поместился в палатке Филипсона и потому был ближайшим соседом Серебрякова, с которым часто виделся. Анреп и Филипсон приезжали несколько раз в отряд, и последний жил со мной в одной палатке, а когда я ездил в Керчь, то останавливался у Колебякина. Отношения между последним и Филипсоном были по-прежнему неприязненные, и я был, так сказать, между двух огней. Увидав раз в палатке Серебрякова прекрасный сотовый мед, принесенный ему одним из соседних горцев, я хотел его попробовать, но до этого он меня не допустил, сказав, что мед, может быть, отравлен и что он прикажет дать его для пробы собакам. Чтобы дать понятие, что за люди занимали значительные должности на Кавказе и какие были между ними отношения, приведу распространившийся тогда, по моему мнению невероятный, слух, что этот мед поднесен был горцами по наущению коменданта Анапы, полковника Рота, находившегося во вражде с своим начальником Серебряковым.

Несмотря на замирение с соседними горцами, они любили выказывать свое молодечество: так, один горец верхом вскочил в середину строившегося укрепления, выстрелил и ускакал невредимым, несмотря на то что кругом производившихся работ была расставлена цепь. Но из этого не следует заключать, что наши войска дремали. Раз при наступившей темноте ударили тревогу: стоявшим в цепи показалось, что подходят горцы; в несколько минут часть войска, которая была назначена в этот день для отражения горцев на случай их наступления, со всею артиллерией уже собралась на заранее определенном месте.