Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. [litres]

Живя у Дельвига, я довольно часто бывал с ним и его женой у поэта слепца И. И. Козлова {325} 325 Козлов Иван Иванович (1779–1840) – поэт и переводчик. Ослеп в 1821, и «несчастие сделало его поэтом», как писал его литературный наставник В. А. Жуковский. Стихотворение Т. Мура «Вечерний звон» (1827) в его переводе становится классикой русской народной песни, а его романтическую поэму «Чернец» (1825) восторженно принял читатель и высоко оценил А. С. Пушкин. , талант которого тогда высоко ценили. Раз Дельвиг поехал к нему на извозчичьих дрожках; сломалась ось; Дельвиг расшиб себе руку и, по причине тучности, долго не мог оправиться. Немедля, по возвращении Дельвига домой, он меня послал к Козлову сказать о случившемся с ним. На слепых глазах Козлова показались слезы, и он сильно горевал тем более, как он выразился, что это случилось в то время, как Дельвиг ехал к нему.

Наконец решились меня отпустить в Военно-строительное училище, где в начале 1828 г. я перешел во 2-й класс. По праздникам я продолжал бывать у Дельвигов, у Гурбандта и у брата Александра; так как к 9-ти час. вечера надо было возвращаться в училище, а общество Дельвига по воскресеньям собиралось только к 8 часам, то я всегда уходил с большою грустью.

В феврале 1828 г. Дельвиг получил поручение от Министерства внутренних дел отправиться в Харьков, откуда он, возвращаясь в Петербург, заезжал в Чернскую деревню к своей матери. В его отсутствие я по праздникам бывал у Гурбандта и у брата Александра, а иногда и у других знакомых, между прочим у товарищей по заведению Д. Н. Лопухиной, служивших в Петербурге: Матвеева ни Щепина, получавших пособие от Лопухиной и живших вместе, – Прейса ни Ф. Ю. Ульрихса. Из них Матвеев вскоре застрелился по неизвестной мне причине.

Раз, выходя от Ульрихса вечером, чтобы идти в училище, я, вместо того чтобы прямо спуститься по ступеням крыльца, повернул направо; на крыльце не было перил, и я упал с крыльца на площадку, которая вела в подвальный этаж. На мне был кивер, которым я ударился в {поддерживающую землю гранитную одежду}, так что герб на кивере изогнулся; он спас мою голову от сильного удара, который мог стоить мне жизни. Но вместе с тем я переломил кость на левой руке. С трудом поднялся я из подвального этажа в квартиру Ульрихса. Он отвез меня к Гурбандту, у которого в тот же вечер выправили вывих руки и обвязали сломанную кость лубками, а на другой день отправили в училище, где меня поместили в лазарет, в котором я оставался очень долго.

По излечении сломанной кости в руке оказалось, что носовые полипы снова выросли. Дельвиги для операции взяли меня снова к себе, но в этот раз я оставался у них не более месяца. Операцию делал тот же Арендт и тем же способом. Впоследствии в 1829 и 1830 гг. полипы снова выросли и еще скорее прежнего. Арендт мне в эти годы делал несколько раз операции у себя на дому по праздникам, так что я для операции не отлучался из Института инженеров путей сообщения, в который я был переведен в 1829 г. В тот месяц, который я провел в 1828 г. у Дельвигов, я очень часто у них видел польского поэта Мицкевича {326} 326 Мицкевич (Mickiewicz) Адам (1798–1855) в 1824 был выслан царскими властями из Литвы, после чего жил в России и сблизился с декабристами и А. С. Пушкиным. ; все были от него в восхищении; кроме огромного поэтического таланта, он был прекрасный рассказчик. Раза по три в неделю он целые вечера импровизировал разные большей частью фантастические повести в роде немецкого писателя Гофмана. В это время у жены Дельвига часто болели зубы; кроме обыкновенных зубных лекарей, которых лекарства не помогали, призывали разных заговорщиц и заговорщиков и между прочим кистера какой-то церкви, который какою-то челюстью дотрагивался до больного зуба и заставлял пациентку повторять за собою: «солнце, месяц, звезды», далее не помню. Он все слова произносил, не зная русского языка, до того неправильно, что не было возможности удержаться от смеха. Мицкевич уверил Дельвигов, что есть какой-то поляк, живущий в Петербурге, который имеет способность уничтожать зубную боль. Послали меня за ним; он жил на Большой Миллионной, и я застал его за игрою в карты; но он, узнав от меня о причине моего приезда, сейчас бросил игру, переоделся и, с большим бриллиантовым перстнем на пальце, направился со мной на извозчике и всю дорогу, расфранченный и надушенный через меру, выговаривал мне, что я, при значительном холоде, так легко одет. Я был в фуражке и в суконной шинели не только не на вате, но и без подкладки. Тогда кадеты не имели более теплой одежды. С появлением поляка, высокого и полного мужчины, утишилась зубная боль у жены Дельвига, что сейчас же приписали действию перстня и магической силе того, кто его имел на пальце.

Поляк остался пить чай; он говорил очень дурно по-русски. В это время скончалась ИМПЕРАТРИЦА МАРИЯ ФЕДОРОВНА [ 24 октября (5 ноября) 1828 ], и он говорил, что он видел великолепный воз (так он называл колесницу), приготовленный для перевозки ее тела из дворца в Петропавловский собор. Дельвиги, Мицкевич и я с трудом удерживались от смеха и, когда не могли более удержаться, уходили хохотать в другую комнату. Мицкевич смеялся более всех.

Ночью снова болели зубы у жены Дельвига, и он послал за настоящим зубным лекарем. Вдруг в 4-м часу ночи послышался запах духов; явился расфранченный и сильно надушенный поляк. Слуга Дельвига, слышав накануне, что этот поляк зубной лекарь, вместо того чтобы привезти настоящего лекаря, привез его. Дельвиг, встав с постели, извинялся, что слуга перепутал, так как посылали будто бы для меня за доктором, боясь, чтобы у меня не было горячки, а что зубы жены Дельвига, по милости поляка, совсем перестали болеть. Поляк сказал, что он предвидел мою болезнь и выговаривал мне за то, что я был слишком легко одет.

Я в это время лежал на диване в гостиной и хотел было идти помочь Дельвигу извиниться перед поляком, не зная, что Дельвиг уверяет его в том, что я заболел горячкою. Хорошо, что я поленился встать, а то ввел бы Дельвига в большое затруднение, {чего он очень опасался}. Мицкевич, которому в тот же день рассказали об этом ночном визите поляка, очень много смеялся.