Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. [litres]

Практические мои занятия по изысканиям для составления проекта шоссе состояли в следующем: Четвериков разделил протяжение, на котором должны были производиться под его управлением изыскания, на несколько участков, вверив их старшим инженерным офицерам, с прикомандированием к ним в помощь нескольких младших инженеров, и в том числе офицеров, присланных на практику. Изыскания на участке от Москвы до Подольска поручены были инженеру-поручику Николаю Михайловичу Никитину {474}, которому в помощь приданы были присланные для практических занятий инженер-прапорщики: Май, барон Виттенгейм и я. Пункт для начала изысканий предположено было избрать в нескольких верстах от Серпуховской заставы, и потому упомянутые инженеры переехали в д. Чертаново {475}, в 9 верстах от Москвы, где и поселились все вместе в одной избе. Мы производили продольную нивелировку {476}по оси предполагаемого шоссе. Наибольшее расстояние между нивелировочными отметками равнялось 49 саженям. Если по причине волнистой местности требовалось нивелировочные отметки снять на меньших расстояниях, то они брались длиной в 24 1/2 саж., 16 2/3 саж. и т. д., т. е. в 49, разделенные на 2, на 3 и т. д. При каждом пункте продольной нивелировки разбивалась поперечная профиль шоссе. Разность возвышения нивелировочных отметок определялась в футах и в десятичных долях фута. Расстояния между отметками были приняты 49, 49/2, 49/3 и т. д. саж. с целью облегчить вычисление по этой нивелировке кубического содержания выемок и насыпей, потребных для устройства шоссе.

Пока мы жили еще в Чертанове, к нам приезжал Четвериков, чтобы осмотреть избранную нами первоначальную точку для изысканий и поверить наши приемы при разбитии профилей и самую нивелировку. Во все время этих довольно продолжительных изысканий Никитин почти ежедневно ссорился с бароном Виттенгеймом; они не только ругались, но доходило и до драки между ними, что было неприятно Маю и мне; мы были очень довольны, когда окончились изыскания на означенном участке. Поводом к их ссорам была большей частью ссора легавой собаки Никитина с пуделем Виттенгейма. У последнего был в услужении латыш, который с барином и собакою спали вместе. По уму и чистоплотности выше всех был пудель, за ним следовал латыш, а барон был последним. В половине июня я получил известие о производстве меня в подпоручики; Виттенгейм и Май, не выдержавшие экзамена, остались прапорщиками на другой год. Они оба недолго прослужили в корпусе путей сообщения; первый был впоследствии камергером какого-то небольшого немецкого двора, а Май учителем в средних учебных заведениях в Москве; в 60-х годах он завел фотографию в Петербурге, где я у него снимался неоднократно, но фотография не пошла, и Май уехал на юг России. Никитин, назначенный в 1844 г. начальником работ по устройству шоссе от Малоярославца до Бобруйска, нажил при этом, как говорили, несколько сот тысяч рублей и, выйдя в отставку полковником, жил богатым человеком, но недолго. Все неправильно нажитое проиграл он в карты и еще ранее за какую-то драку был исключен из Московского Английского клуба.

Между Москвою и Подольском на бывшей почтовой дороге находилось с. Бицы, принадлежавшее князьям Трубецким {477}. По приближении наших изысканий к этому селу мы переехали в него. В господском доме жил тогда заведовавший делами князей Трубецких Василий Дмитриевич Карнельев {478}, у которого я часто бывал и гулял по прекрасным садам, окружающим господский дом.

Карнельев был очень знаком с Баратынским и Дельвигом, когда они жили вместе в Петербурге; потом он надолго уехал управлять какими-то делами в Сибири, и когда после 1826 г. вернулся в Москву, из которой иногда приезжал в Петербург, то часто бывал у Дельвига, и одно лето, во время отсутствия последнего из Петербурга, жил в его городской квартире. Карнельев был человек не большого образования и не светский, но Дельвиг любил его, вероятно, за доброту, хотя часто над ним подшучивал. Упомяну об одном из любимых рассказов Дельвига про Карнельева. Последний перед своей женитьбой извещал Дельвига письмом из Москвы, что он женится на Надежде Осиповне, без обозначения фамилии невесты, и что он об этом сам известит Сергея Львовича (Пушкина, отца поэта). Жена Сергея Львовича была также Надежда Осиповна, и выходило, по смыслу письма, что будто бы Карнельев женится на ней. По окончательном переезде моем в Москву я довольно часто бывал у Карнельева. Во время полевых работ на изысканиях я оставался на них первые четыре дня недели, а в пятницу приезжал в Москву; пока мы жили в Чертанове, случалось в нее [ деревню ] <���при>ходить пешком. Тогда по вторникам и пятницам вечером бывали гулянья на Тверском бульваре, и я каждую пятницу посещал их с сестрой, а когда кончились мои полевые занятия, то и каждый вторник. На сестру мою многие обращали внимание по ее красоте; этому я обязан тем, что слыхал выражения встречавших нас: «славная парочка».

По окончании изысканий до Подольска производившие их инженеры, за исключением меня, были посланы на полевые работы на дальнейшие участки по направлению к Бобруйску; меня же Четвериков оставил в Москве, так как мне предстояла операция вынутия полипов из носа. Четвериков поручил мне привести сделанную до Подольска нивелировку к одной плоскости, вычислить кубические содержания насыпей и выемок, потребных согласно нивелировке на устройство шоссе по участку до Подольска, а по окончании этих занятий произвести те же исчисления и по тем же участкам изысканий, порученных Четверикову, по которым были высланы ему данные от инженеров, производивших на них нивелировку. Четвериков принял на себя ту же работу, и я должен был приходить к нему, чтобы сверять мои и его исчисления, сначала по приведении нивелировок к одной плоскости, а потом кубических содержаний насыпей и выемок.

Назначено было мне приходить ежедневно в 10-м часу утра, что в точности было мной исполняемо. Я заставал Четверикова спящим и обязан был дожидаться его пробуждения. Это бывало часу в 1-м дня; он мне постоянно заявлял, что его вычисления не готовы, так как он все вечера и большую часть ночей просиживал за картами, – и приказывал приходить на другой день. Когда мне надоело приходить каждый день и ждать пробуждения Четверикова по нескольку часов, я просил его дозволить мне не приходить, пока он не пришлет сказать, что его вычисления готовы, но он на это не соглашался, уверяя, что к следующему утру он приготовится. Это ежедневное бесполезное посещение Четверикова было мне тем неприятнее, что расстояние между Штатным переулком, где я жил, и Калашниковым, в котором жил он, было довольно большое, а я, по неимению средств для найма извозчика, должен был ходить пешком.