Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. [litres]

В одно время с С. М. Дельвиг приехал в Москву Сергей Абрамович Баратынский, которого я по дороге из Петербурга в Москву встретил 8 мая утром на станции Померани едущего в дилижансе в Петербург.

Баратынский в Москве каждый день бывал у С. М. Дельвиг и оставался у нее очень поздно. Эти посещения крепко не нравились ее отцу, который это явно выказывал, и даже когда Баратынский и я засидимся поздно вечером, он просто нас выпроваживал от себя разными намеками, из которых легко было видеть, что неудовольствие его относилось не ко мне, а к Баратынскому. Последний довольно бесцеремонно обходился с С. М. Дельвиг в отсутствии ее отца, что меня не поражало, потому что я видел, что он и при жизни Дельвига был совершенно своим человеком, как с ним, так и с его женой. Меня поражало только то, что Баратынский дозволял себе разные остроумные выходки насчет Салтыкова в присутствии его дочери и беспрерывно распевал песню Беранже с припевом:

Когда поздно вечером мы уходили вместе от Салтыкова, случалось нам заходить в магазин Депре {487}, где в одной из задних комнат выпивали бутылку хорошего вина. Пить вино в магазине, конечно, не дозволялось по закону; Баратынский пользовался этим правом, вероятно, по особому знакомству с Депре, которое он сделал во время пятилетнего слушания курса медицинских наук в Москве. Депре тогда начинал свою торговлю и, может быть, этим не совсем законным способом привлекал к себе покупщиков вина. Впрочем, продаваемое им [46]вино постоянно одобрялось и в настоящее время одобряется всеми знатоками.

Пробыв несколько времени в Москве, С. М. Дельвиг должна была ехать к своей свекрови в Чернскую деревню и там окончательно устроиться насчет своей дальнейшей жизни. Мать моя, сестра и я намеревались проститься с ней в имении моей тетки Надежды Волконской, Масловке, находящейся на Тульской дороге в 55 верстах от Москвы. Наступил вечер дня, назначенного для приезда С. М. Дельвиг в Масловку, и потому мы ее более не ожидали, как вдруг она приехала с дочерью и двумя братьями ее мужа, совершенно голодными. Тетка была в отчаянии, что нечем их накормить, потому что обед, так как их более не ожидали, был съеден; вскоре, однако же, появились на столе более десяти простых, но вкусных и свежих блюд. Таково было тогда гостеприимство и у бедных помещиков.

При прощании со мной, и в особенности с моей матерью, С. М. Дельвиг снова с чувством повторила обещание всю свою жизнь посвятить единственной дочери, взяв в образец себе мать мою.

По приезде к своей свекрови она осталась у нее в деревне более месяца и все время была очень ласкова к свекрови и к ее дочерям, так что всем казалось, что они долго проживут вместе. Вдруг, как дошло до меня впоследствии, явились признаки беременности С. М. Дельвиг; она поспешила уехать с дочерью, оставив двух братьев мужа у их матери, и вскоре написала последней из Тулы, что она вышла замуж за Баратынского, что она по-прежнему будет любить свою свекровь и ее детей и всех родных ее первого мужа и что она надеется на полную от них взаимность. Она писала о том же и ко мне в Петербург, куда я приехал к 1 сентября, началу курса в Институте инженеров путей сообщения.

Как объяснить все это поведение моей умной и доброй воспитательницы? Мне было больно, что все называли ее притворщицей; какая же цель была ей притворяться пред нами? Но еще больнее было мне то, что, зная ее вспыльчивость и также пылкий характер ее второго мужа, я предвидел для нее грустную жизнь, так как она была избалована необыкновенным добродушием и хладнокровием ее первого мужа. Женщина, у нее служившая и оставшаяся в Петербурге, подтвердила мое мнение. Она мне рассказала, что Баратынский был в Петербурге у С. М. Дельвиг в первый раз на другой день моего отъезда из Петербурга, что вскоре, как выражалась эта женщина, у них дошло до ножей и что С. М. Дельвиг очень сожалела о моем отъезде. Конечно, она сожалела, думая, что мои советы могли быть ей полезны для того, чтобы отделаться от Баратынского, которого стоило видеть один раз, чтобы понять всю пылкость страсти, к какой он может быть способен. {Вот каково было ее положение, что она могла надеяться только на советы 18-летнего неопытного юноши. Это положение было следствием того, что она не только не имела ни одной подруги, но даже очень мало бывала в женском обществе, где, конечно, приобрела бы более опытности, чем в обществе мужчин, из которых бóльшая часть были связаны с ее мужем только литературными занятиями.} Я объяснял себе ее поведение с моей матерью, с ее свекровью и всеми нами следующим образом. Она думала прожить в имении своей свекрови все время малолетства своей дочери и тем разрушить связь с Баратынским, {но признаки беременности заставили ее поспешить обвенчаться}. Правильно ли, неправильно ли мое предположение, я, мало думая о нем, поспешил ответить С. М. Баратынской в самых нежных выражениях, что я желаю ей полного счастья в ее новой жизни, что преданность моя и благодарность к ней за все, чем я ей обязан, никогда не изменятся. Наша переписка была довольно частая и всегда самая приятная. Как было принято ее замужество в моем семействе, я хорошенько не знаю, потому что был в это время уже вдали от него, в Петербурге, но когда приехал снова в Москву в мае 1832 г., то заметил в моем семействе нерасположение к С. М. Баратынской и обвинение ее в притворстве. Находили ее замужество чуть не преступлением, и дядя мой Александр Волконский, увидав, что я надписываю к ней конверт, просто согласно нашему уговору: «Софье Михайловне Баратынской», заметил, что в сношениях с женщиной, потерявшей себя в общественном мнении, надо соблюдать все принятые формы приличия, и заставил меня переменить конверт, надписав на нем адрес по обычной тогда форме «Ее Высокоблагородию Милостивой Государыне Софье Михайловне Баратынской». Мать моя, никогда ни к кому не относившаяся дурно, вовсе не говорила о С. М. Баратынской, из чего я мог заключить и об ее не удовольствии. Отец {же последней} [ Софьи Михайловны ] М. А. Салтыков был, в особенности в первое время, взбешен ее замужеством и даже при посторонних позволял себе говорить, что дочь проституировалась перед простым лекарем. Так было поражено его чувство и отца, и аристократа. Впоследствии он поневоле простил ее. С. М. Баратынская относительно родных ее первого мужа вполне сдержала свое обещание; она была в постоянной переписке со своею свекровью, которая умерла <���не так> давно, и с сестрами своего первого мужа. Дочь ее от первого брака была горячо любима <���не только> ею и сделалась любимицею всего семейства Баратынских, и в том числе своего брата и трех сестер, детей от второго брака ее матери.