Франц Запп - Сталинградский пленник 1943–1946

Теперь наш маршрут пролегал по прекрасной, покрытой лесами долине реки Прут вверх к Яблунковскому перевалу в Карпатах, на высоте 931 м. Все было, как у нас дома — леса, бурные реки, горы высотою более 2000 метров, затем мы двигались вдоль венгерской границы вниз к Сигегул-Мармациею, и все время была прекрасная погода. На русско-румынской границе перед этим городом наш поезд долго ждал сигнала к отправке. Мы стояли рядом со сторожевыми вышками пограничников. Сразу за железнодорожной насыпью виднелась река, манящая прохладой. Некоторые из наших не устояли перед соблазном, выпрыгнули из вагонов, сбежали вниз по насыпи и плюхнулись в воду. Они увидели, что поезд в это время тронулся. Охранники кричали, ругались, но купальщики не сумели догнать поезд. Им пришлось бежать нагишом по шпалам два километра до вокзала. Там уже все переполошились. Но торжественное появление голых взмыленных от пота людей подействовало успокаивающе.

На этой станции был затем сформирован новый состав из восьмидесяти вагонов, он пересек венгерскую границу и прибыл в Дебрецен. Там на вокзале стояли платформы венгерского Красного Креста с дымящимися полевыми кухнями, девушки-поварихи принялись кормить нас, как родных. Каждый получил полный котелок гуляша с лапшой, но все было такое горячее, что рот обжигало. А мы спешили впервые за многие годы насладиться родной пищей. Поезд тронулся. Мы осторожно размахивали котелками, пытаясь их остудить, чтобы как следует насладиться лакомым блюдом.

Нас тронуло теплое внимание венгров. На станциях они выходили к нашему поезду и бросали нам буханки хлеба, так как с быстротой молнии распространилась весть о поезде, который везет домой пленных. Одному из нас не повезло: буханка угодила ему в лоб и нанесла глубокую рану.

Мы увидели разрушенные и обгоревшие, еще недавно столь великолепные здания Будапешта на нижнем берегу Дуная и с тревогой подумали о том, какой предстанет перед нами Вена и что ждет нас дома. Живы ли моя жена, сын, теща и ее мать, которой должно быть больше девяноста лет, если она, конечно, дожила до этих дней. А моя мать, мои братья и сестры? Как они? О гибели одного из братьев в «котле» у Бабуркина я знал. Но что стало с двумя другими братьями? Пять лет меня не было дома, более трех с половиной я считался без вести пропавшим. Только дважды мне разрешили написать из плена, но дошли ли мои открытки, написанные в марте 1943 года и в марте 1946? Мы этого не знали.

С такими мыслями мы ехали дальше через австрийскую границу и внезапно очутились на Восточном вокзале Вены, от которого остались лишь развалины, рельсовые пути и бараки. Никто нас не встречал, никто не предложил нам что-либо поесть, а ведь мы были уже дома, а не в Венгрии.

Родина встретила нас равнодушно, только солнце светило ласково. Нам велели остаться в своих вагонах, пока не будут выполнены все формальности. Австрия была поделена на четыре зоны, и в Вене стояли войска всех четырех держав, что усложняло дело. Шли томительные часы ожидания. Вначале не было никакой еды, кроме одной буханки хлеба.

Затем к концу дня пришла группа мужчин, и нам предложили пойти с ними. Перед вокзалом стояли грузовые машины, мы сели и поехали по улице Берггассе. Говорили, что мы гости коммунистической партии и нас угостят в ее штаб-квартире. Меня немного удивило, что коммунисты были единственными, кто позаботился о нас, но я знал, как были встречены возвращенцы после Первой мировой войны. Агрессии и явной неприязни теперь, правда, не было, мы чувствовали лишь пренебрежение. Но это нас не особенно задевало, так как мы хотели только одного: как можно быстрее попасть домой. Коммунисты нас накормили, и в первый раз за многие годы мы сидели на настоящих стульях и ели настоящими столовыми приборами из фарфоровых тарелок.

Поев, я вышел из зала и направился к выходу, но вдруг услышал, что меня позвали. Я спросил, в чем дело, и мне сообщили, что со мной хочет поговорить какая-то женщина. Я посмотрел на входную дверь и к своему большому удивлению увидел свою двоюродную сестру. «Вот это неожиданность», — сказал я. — «Никто же не знает, что я здесь! Как ты меня нашла?» Она ответила, что случайно проходила по улице и увидела перед зданием людей в несколько странном обмундировании. Тут она подумала, что это возвратившиеся домой военнопленные, и спросила, если ли среди них «сталинградцы». Когда ей ответили утвердительно, она поинтересовалась, слышали ли они мою фамилию, и узнала, что я тоже здесь. Тогда она попросила меня позвать. Затем она спросила у нашего руководителя, сможет ли взять меня с собой. Тот разрешил при условии, если она живет в русской зоне. Так как ее квартал находился в русской зоне, я получил увольнительное свидетельство и мог идти.

Я остался у кузины на ночь и узнал, что происходит в Вене. Буханка хлеба, которую я привез, нам очень пригодилась. О моих родных в Линце она в последнее время ничего толком не знала, но могла посоветовать, что я должен предпринять как возвращенец, чтобы получить билет до Линца. На вокзале в Хюттельдорфе есть специальная служба для возвращенцев, где мне окажут всяческую помощь. На следующий день я поехал на трамвае в Хюттельдорф и зарегистрировался. Мне выдали документ для приобретения проездного билета до Санкл-Валентина, но выяснилось, что поезд будет только вечером.

Стена в помещении вокзала пестрела объявлениями о розыске без вести пропавших, очень часто с фотографиями. Я все их внимательно просмотрел и обнаружил несколько знакомых лиц и фамилий. Некоторые были мертвы, двое должны были остаться в последнем или предпоследнем лагере. Я дал свои показания в ведомстве по розыску пропавших и этим смог помочь семьям покойников в получении извещения о смерти и пенсии по утрате кормильца.

Затем я посетил знакомого кондитера в Мейдлинге, брат которого жил через дом от нас и с которым мы еще до войны были в дружеских отношениях, и узнал, что мои жена, сын и теща живы, что дом цел, только бабушка умерла на 93-м году жизни в сорок пятом. Его брат с семьей, хотя и живы, но в конце войны в результате бомбежки потеряли все. О моей матери, братьях и сестре он ничего не знал. Я сообщил в полиции, что возвратился из плена и вечером в половине девятого уеду из Вены, но не знаю, когда прибуду, так как передвижение мне разрешено только в пределах русской зоны и я должен буду сойти с поезда в Санкт-Валентине, направиться в Маутхаузен, а там уж сообразить, как попасть в Урфар.

Так прошел день, а вечером я отправился на вокзал, взял билет и пошел к вагону, но поезд был уже переполнен, хотя до отправления оставался еще целый час. Кондуктор никого больше не сажал. Я ему сказал, что вернулся из плена и являюсь «сталинградцем». Тогда он меня кое-как втиснул, хотя не было даже стоячих мест. Наконец, я проник в проход между двумя вагонами и весь путь -проделал, устроившись на железном листе над сцепкой.