Виктор Минут - Под большевистским игом. В изгнании. Воспоминания. 1917–1922

Вдоль Панамского канала идет железная дорога, соединяющая два конечных пункта его: Мольендо и Панаму на берегу Тихого океана и Кристобаль и Колон – Атлантического.

Велик был соблазн посмотреть поближе на это гигантское сооружение, натворившее немало шуму в свое время. Проезд туда и обратно стоит пять долларов, длится два с половиной часа в один конец, четыре поезда в сутки. Несмотря на нашу крайнюю бережливость, Руденский, Оранжереевы и я не устояли перед соблазном и на второй день нашей стоянки в Мольендо отправились с утренним поездом в Колон.

Железнодорожный путь почти на всем протяжении не отходит от канала, и он все время перед вашими глазами с левой стороны пути. К сожалению, не видели только самого интересного места – гигантской траншеи, которой он прорезает горный хребет Кулевры, так как это место поезд проходит туннелем.

Особенного оживления в канале не наблюдалось: кое-где встречались отдельные суда и небольшие караваны перед шлюзами.

Местность с правой стороны пути почти на всем протяжении закрывалась сплошной зарослью тропического леса. С большим трудом удалось отвоевать от леса свободное пространство для канала, железной дороги и жилых помещений служебного персонала. Но лес не сдается, настойчиво пытается возвратить потерянное, и все время приходится вести борьбу с ним.

Из окон вагона мы видели, как команды рабочих негров, вооруженные длинными, наподобие сабель, ножами, сдерживали наступление леса.

После туннеля железная дорога выходит на плоскогорье, затопленное на необозримое пространство. Поезд идет на протяжении многих километров по узкой гати, по обе стороны вода; из воды местами поднимаются группы деревьев, остатки бывшего леса. Это те страшные Гатунские болота, рассадник желтой лихорадки, победа над которыми обошлась во многие десятки тысяч человеческих жизней. Вследствие непригодности к работе местных индейцев, пробовали привлечь к ней китайцев; те умирали как мухи; затем – негров. Эти оказались устойчивее, но и среди них желтая лихорадка производила такие опустошения, что временами приходилось приостанавливать работы, и не раз у строителей опускались руки и утрачивалась надежда победить ужасного врага и довести дело до конца.

Когда предприятие перешло в американские руки, администрация прежде всего направила свои усилия против этого врага, не считаясь с громадными расходами на побочные, казалось бы, меры. Приостановлены были земляные работы, временно отказались от каптирования реки Чагрес, которая должна была снабжать водой верхние шлюзы канала, и принялись за оздоровление местности.

Вместо длительных работ по осушке болот стали попросту заливать их нефтью, для того чтобы убивать личинки малярийного комара. Подумайте только, какое колоссальное количество нефти надобно было вылить на болотистое плоскогорье. Но цель была достигнута: комар исчез, враг был побежден, и после этого работы пошли полным ходом. Теперь на месте прежних Гатунских болот, где из луж, полных гниющих растений, поднимались мириады комаров, разносивших страшную смерть, расстилается громадное озеро чистой, как кристалл, воды. О желтой лихорадке в зоне отчуждения Панамского канала забыли и думать.

Города Кристобаль и Колон, в сущности один город, каковым он, по всей вероятности, и был до постройки канала и покупки его Соединенными Штатами. Теперь же он разделен на две части: одна часть, ближайшая к каналу, принадлежит Штатам, другая – республике Панама, границей служит улица. Стоит вам перейти через нее, что делается, кстати сказать, совершенно беспрепятственно, вы переходите из одного государства в другое. В отношении сухого режима тут положение еще курьезнее, чем в Панаме и Мольендо: жаждущим не нужно ехать три километра на автомобиле, а достаточно сделать несколько шагов, чтобы утолить свою жажду, и потом спокойно, если, конечно, в состоянии, вернуться к себе домой. Общее явление: путь туда совершается по-человечески, а обратно не всегда: кое-кто и на четвереньках.

Ничего особенно интересного в Кристобале-Колоне мы не нашли. Посмотрели с затаенной тоской с довольно пустынного и унылого берега на Атлантический океан, за которым, хотя далеко-далеко еще от берегов материка, лежала наша родина, и в ожидании обратного поезда пошли бродить по городу.

Население большей частью, судя по тому, что мы видели на улицах, состоит из цветных, то есть из негров, мулатов, китайцев и индейских метисов; чистокровные белые попадались сравнительно редко. В североамериканском Кристобале, по-видимому, такое же отношение к неграм, как и в Штатах. Так, например, на одном из баров я видел вывеску: «Бар для цветных». Очевидно, ни один янки не переступит порога этого заведения, и, с другой стороны, ни одного цветного не пустят в бар, который посещают белые.

Обратный путь был малоинтересен, так как начало быстро темнеть, хотя был только шестой час. Приехали мы в Панаму уже в полной темноте, но успели прийти на пароход к ужину.

В Мольендо мы лишились двух из наших спутников: Бурышкин и Никольский отправились водным путем в Соединенные Штаты.

Следующая наша остановка была в Кальяо, гавани Лимы, столицы Перу, расположенной километров в двенадцати от берега. Переход длился более четырех суток. Почти все время шли в виду берегов. Погода была прекрасная. На каждом шагу попадались громадные морские черепахи; береговые чайки не расставались с судном.

Слабый ветерок умерял жару, которая, кстати сказать, начала спадать, благодаря тому, что мы входили в южное полушарие, где в это время была еще зима, соответствующая нашему январю.

Переход через экватор на японском пароходе не сопровождался никакими церемониями, которые в доброе старое время были почти обязательными на парусных судах. Не было появления морского бога со свитой из тритонов и наяд, не было водяного крещения пассажиров; единственным развлечением на этом переходе был спортивный праздник, устроенный для команды парохода, но, кажется, он не имел никакого отношения к экватору.

Праздник этот состоял из двух отделений: борьбы и фехтования. На палубе были разостланы брезенты, насыпана куча песка, и устроена круглая арена, сажени в две в диаметре. Спортивное состязание заключалось в том, что два борца, схватившись посреди арены, старались выбросить один другого за борт ее, вокруг которого на коленях в выжидательной позе сидели прочие участники. Излюбленный прием заключался в том, что один из борцов, выталкивая с усилием упиравшегося противника, внезапно падал на спину, увлекая за собою последнего, и, подставив ему ногу в живот, перекидывал его через себя. Тот летел через головы сидевших вокруг арены и при общем смехе тяжело грохался на палубу. В тот же момент один из ожидавших своей очереди, заступал на его место. Победитель, не успевший еще вскочить на ноги, сплошь да рядом выбрасывался новым борцом, которого, в свою очередь, постигала та же участь после его победы.