Алексей Лубков - Михаил Катков. Молодые годы

До сих пор многие аспекты запутанного дела о публикации в «Телескопе» нуждаются в уточнении. Не вполне исследован вопрос о том, кому все-таки принадлежала инициатива в публикации «Философического письма» — автору или издателю. Граф А. X. Бенкендорф первым указал на невнятность объяснений, сделанных ими в свое оправдание. Но нам важными представляются те пункты, которые непосредственно имели отношение к университету, а косвенно и к нашему герою. Из предпринятых попыток за последнее время отметим публикации М. Б. Велижева. В одной из них дается анализ переписки между Строгановым и Уваровым в октябре 1836 года [183] См.: Велижев М. L'affaire du telescope: письма С. Г. Строганова С. С. Уварову (октябрь 1836 г.) // Пушкинские чтения в Тарту 4. Пушкинская эпоха. Проблемы рефлексии и комментария: Материалы международной конференции. Тарту, 2007. С. 301–317. .

Считается, что именно частное послание московского попечителя министру народного просвещения от 13 октября положило начало череде репрессий в отношении причастных к публикации первого «Философического письма» лиц. Но еще до официального расследования, начатого С. Г. Строгановым, он некоторое время находился в раздумьях, не зная, что предпринять. Чуть позднее граф Строганов, как считает М. Б. Велижев, решил не раздувать скандала, наказать Надеждина как издателя, сознательно шедшего на конфликт, но не закрывать «Телескоп» распоряжением властей. Он полагал, что лучше это сделать ему самому как главе московской цензуры в конце года «без шума». В намерения Строганова менее всего входило инициировать оперативные наказания виновных в публикации «Философического письма».

Попечитель старался также оградить ректора Болдырева от наказания по цензурному комитету, объяснив его просчет общей занятостью по университету. Строганов испрашивал разрешения удалить его с должности, но сохранить за ним пенсию. Однако план этот сорвался в силу ряда обстоятельств, не последними среди которых была нерасторопность канцелярии попечителя.

Строганов в какой-то степени переоценил чувство «корпоративной солидарности» Уварова. Министр же, напротив, попытался воспользоваться ситуацией, чтобы дискредитировать своих высокопоставленных соперников — и Строганова, и Бенкендорфа. 22 октября Николай I, ознакомившись с письмом Чаадаева, оставил следующую резолюцию: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной есть смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного: это мы узнаем непременно, но не извинительны ни редактор журнала, ни цензор. Велите сейчас журнал запретить, обоих виновных отрешить от должности и вытребовать сюда к ответу».

В течение месяца шло разбирательство дела, и 30 ноября 1836 года государь по итогам доклада принимает решение, что «Чаадаева продолжать считать умалишенным и как за таковым иметь медико-полицейский надзор, Надеждина выслать на житие в Усть-Сысольск под присмотр полиции, а Болдырева отставить за нерадение от службы».

«Чаадаев, один из умнейших людей Москвы, — заключал современник, — объявлен был, по высочайшему повелению, сумасшедшим, и с тем вместе, с сожалением о влиянии холодного воздуха, запрещался ему выход из дома и сообщение с человеческим общежитием» [184] Из воспоминаний М. А. Дмитриева // Пётр Яковлевич Чаадаев: Сборник. М., 2008. С. 471. .

Таковы были указания, поступившие из Петербурга глубокой осенью 1836 года.

Строганов в течение всего 1837 года был занят улаживанием дела с «Телескопом». Он имел встречу с Чаадаевым, который и при личной беседе, и в письменном обращении к попечителю попытался объяснить свою позицию, для чего написал «Апологию сумасшедшего». В ней он попытался выразить и обосновать изменение своих взглядов, в искренности коих знавшие Чаадаева вряд ли могли сомневаться.

«Сумасшествие» Чаадаева длилось более года. И только 5 ноября 1837 года государь разрешил освободить его от «учрежденного за ним медицинского надсмотра под условием не сметь ничего писать». Такую подписку Чаадаев выдал через десять дней.

Для университета публикация «Философического письма» имела свои последствия. А. В. Болдырев был отправлен в отставку с должности ректора и из цензурного комитета без сохранения пенсии. Были объявлены выборы нового ректора, которым стал историк М. Т. Каченовский. Строганов не переставал хлопотать за Болдырева перед государем, и в марте 1838 года Алексей Васильевич был прощен, ему была назначена пенсия [185] Лемке М. К. Чаадаев и Надеждин // Николаевские жандармы и литература 1826–1855 гг. По подлинным делам Третьего Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. М., 2014. С. 448. . Но жить ему оставалось недолго. В августе 1842 года основатель московской школы востоковедения скончался в возрасте 62 лет. Он на полгода пережил своего преемника на посту ректора Московского университета Михаила Трофимовича Каченовского, ушедшего из жизни в апреле 1842 года почти в полном одиночестве. Научное наследство А. В. Болдырева оказалось практически невостребованным новым поколением ученых, пришедшим в университет в 1840-е годы.

Между тем Уваров, проявляя завидное усердие в ходе следствия по делу о «Телескопе», передал Бенкендорфу целый пакет документов, в котором находился уваровский циркуляр цензурным комитетам и переписка со Строгановым. В сопроводительном письме Уваров, между прочим, писал: «Думаю, что безошибочно могу указать, что бумаги Надеждина <���…> находятся в руках некоего Белинского, его сотрудника по журналу, который и заменял его во время его отсутствия и который, вероятно, и есть его самое доверенное лицо».

Однако, как полагают исследователи, Белинский до публикации в «Телескопе» в 1836 году «Философического письма» вряд ли был осведомлен об этом произведении. Личное его знакомство с Чаадаевым состоялось лишь осенью 1838 года. Упоминание его имени в обширной переписке Белинского встречается крайне редко [186] Тихонова Е. Ю. Русские мыслители о В. Г. Белинском (вторая половина XIX — первая половина XX в.). М., 2009. С. 228. .

В начале ноября 1836 года в квартире Белинского был произведен обыск, но ничего предосудительного выявлено не было. Белинский еще в двадцатых числах октября был предупрежден товарищами об угрозе, нависшей над ним. Станкевич, вероятно, успел «избавить» квартиру друга от лишних бумаг, компромата. Из переписки Станкевича с Бакуниным следовало, что они активно обсуждали различные варианты, как Белинского выпутать из неприятной истории, включая возможность выезда за границу. Для этого необходимо было заручиться поддержкой Строганова. Но граф быть ходатаем за Белинского отказался [187] Карташов Н. А. Жизнь Станкевича. М., 2014. С. 237–238. .