Алексей Лубков - Михаил Катков. Молодые годы

Отметим, что в течение долгих десятилетий всё богатство содержания письменного наследия Чаадаева не было доступно даже специалистам. Только в середине 1930-х годов, благодаря титаническим усилиям, предпринятым его внучатым племянником князем Д. И. Шаховским, удалось подготовить к печати собрание сочинений и писем. Но готовое издание тогда так и не увидело свет [200] См. подробнее: Кузьмина И. В., Лубков А. В. Князь Шаховской. М., 2008. С. 318–327. . Фактически его удалось опубликовать только в 1991 году, но и сейчас Чаадаев полностью не прочитан и, прямо скажем, до конца не понят.

К тому же Чаадаев, как впоследствии и Катков, принадлежал к такому роду мыслителей, чьи идеи и концепции не представляли собой нечто застывшее и незыблемое. Пульсирующий характер мысли Чаадаева отметил в свое время Д. И. Шаховской. Но при всей изменчивости конкретно-исторических оценок Чаадаева, включая вопрос о судьбе его родины, в его философских воззрениях оставался неизменный идейный стержень. В этой изменчивости, при сохранении общего стержня, нам также видится то, что сближало Михаила Никифоровича Каткова с Петром Яковлевичем Чаадаевым.

Касаясь исторической миссии России, Чаадаев, по сути, первым среди мыслителей определил содержание эпохи 1830–50-х годов как время создания ясного и явного имперского образа России в сознании современников. Еще до публикации в «Телескопе» он писал А. И. Тургеневу: «В настоящую минуту у нас происходит какой-то странный процесс в умах. Вырабатывается какая-то национальность, которая, не имея возможности обосноваться ни на чем, будет, понятно, совершенно искусственным созданием» [201] Чаадаев П. Я. Полное собрание сочинений и избранные письма: В 2 т. Т. 2. М., 1991. С. 91–92. . Можно предположить, что, высказываясь таким образом, Чаадаев выступает предвестником русской гражданской (политической) нации, сторонником которой был и Катков.

Чаадаев открыто и резко противопоставлял пути развития России и Запада, поставив в качестве главной задачи национальной мысли вопрос об особенностях и задачах российской цивилизации, что до него могли себе позволить, пожалуй, только князь М. М. Щербатов (родной дед Чаадаева) и Н. М. Карамзин. Позднее эта задача, как справедливо полагают исследователи, определила всё содержание поисков русского самосознания в его различных вариантах: славянофильском, западническом, радикально-демократическом [202] Черепанова Р. С. Пётр Чаадаев мифический и реальный // Общественные науки и современность. 2001. № 3. С. 102. . Добавим, и в консервативно-охранительном варианте тоже.

Катков как публицист развивал идеи противопоставления России и Запада, исходя из собственного анализа и понимания оппозиции «свой — чужой». Он защищал государственные интересы империи как в делах внешнеполитических, так и внутренних, всегда предполагая их самую тесную взаимосвязь.

Петра Чаадаева со всем основанием можно считать одним из первых мыслителей — защитников государственного единства Российской империи. Напомним, что он был одним из немногих в ближайшем окружении Пушкина, поддержавших поэта в его патриотической позиции во время Польского восстания 1831 года. Да и позднее философ в частной переписке высказывал мысли, противоречащие его каноническому образу легального диссидента — идейного противника режима.

Если у Чаадаева и было неприятие власти, то его можно расценивать как традиционную, присущую определенной части русской аристократии оппозицию, духовную и интеллектуальную. Прежде всего, она была направлена против недопонимания верховной властью своего истинного призвания — являться выразителем высшей идеи о своем предназначении и служении Отечеству.

Русский народ, по мнению Чаадаева, через деятельность государей ведет само Провидение [203] Чаадаев П. Я. Полное собрание сочинений и избранные письма: В 2 т. Т. 1. М., 1991. С. 527. . «Нам позволено, — писал философ, — надеяться на благоденствие еще более широкое, чем то, о котором мечтают самые пылкие служители прогресса», и «для достижения этих окончательных результатов нам нужен только один властный акт той верховной воли, которая вмещает в себя все воли нации, которая выражает все ее стремления, которая уже не раз открывала ей новые пути…» [204] Там же. С. 535, 536. . В противопоставлении рационалистического, прогрессистского толкования истории ее мистическому началу, провиденциализму, начертанному свыше священному таинству, к постижению которого призваны русские монархи, угадываются общие взгляды Чаадаева и Каткова на сакральную природу царской власти в России.

Другое, очень показательное сходство позиций обнаруживается при сопоставлении взглядов Чаадаева и Каткова на вопросы воспитания и образования. В «Записке графу Бенкендорфу» (1832) Чаадаев изложил программу мер, включавшую: серьезное и основательное классическое образование; подлинное религиозное воспитание общества; соблюдение собственных традиций при проведении политических перемен. Чаадаев считал необходимым, как и многие другие, отмену крепостного права [205] Там же. С. 517–521. . Можно рассматривать эти пункты в качестве основных положений образовательной и просветительной доктрины Каткова, последовательно реализуемой им в течение всей жизни.

Духовная сфера жизни общества являлась еще одной областью, близкой интересам Чаадаева и Каткова. Во многом это объясняется тем, что оба являлись горячими сторонниками философии откровения Шеллинга, сближавшей философию с религией; оба в разные годы познакомились с немецким мыслителем и имели опыт непосредственного общения с ним. При этом оба видели в религиозно-философском развитии русского народа еще одну из его особенностей и возможность преодоления европейского рационализма путем утверждения национальных начал в жизни государства и Церкви. Чаадаев был убежден, что Россия без «оживления» веры — страна без будущего.

Сделаем еще одно отступление. Чаадаев, как известно, оставаясь до своей кончины православным человеком, в первом и втором «Философических письмах» дал резкие оценки роли православия в России и в мире. Но затем его оценки меняются на противоположные: в шестом «Философическом письме» он выступает как сторонник объединения всех христианских вероисповеданий, которые должны возвратиться к «Церкви-матери», то есть к католицизму. Идея христианского единства была близка и Каткову. С той лишь разницей, что объединяющим началом воссоздания единой вселенской Церкви для Каткова являлось православие [206] Катков М. Н. Возрастание стремления к единой вселенской Церкви // Московские ведомости. 1869. 16 января. № 13. .