Наталья Старосельская - Людмила Чурсина. Путь к себе

Вот так, наверное, копится исподволь в человеке мудрость, помогающая все в жизни воспринимать немного иначе. И потому, отвечая сегодня на вопрос, чувствует ли она себя счастливой, Людмила Алексеевна говорит: «Я думаю, что я счастлива. Потому что не было у меня ярой, махровой зависти никогда, и слава богу, сейчас ее практически нет. Я никогда не падала в обморок от каких-то нелепых слухов. И даже сейчас иногда, читая какие-то, я понимаю, что умный человек поймет…»

В этих словах актрисы ощущается удивительная цельность натуры — мало кто назовет первым в «списке» своего счастья отсутствие зависти. И, наверное, именно это и помогает Людмиле Чурсиной быть всегда доброжелательной, приветливой и с коллегами, и с людьми малознакомыми или совсем не знакомыми. От нее исходит волной человеческое тепло даже тогда, когда, здороваясь и проходя мимо, она наклоняет голову в знак приветствия. А уж когда поднимает на тебя свои глаза — возникает непреодолимое желание общения, желание поделиться с ней своими проблемами, потому что Людмила Алексеевна все поймет.

Трудно представить себе количество людей, которые поддались этому искушению и изливали на Чурсину свои заботы и беды…

В не раз упоминавшемся на этих страницах интервью Галине Смоленской Людмила Чурсина вспомнила строку Анны Андреевны Ахматовой: «Я научилась просто жить…» и прокомментировала ее с присущей актрисе естественностью: «Вот и я пытаюсь научиться просто жить. Я не мечтаю. Иногда у меня спрашивают: „А вы мечтаете?“ — нет, я не мечтаю. Я не мечтательница, я — реалистка. По-моему, всегда была. Очень рано отучилась мечтать, потому что слишком было детство непростое, послевоенное. Хотя оно все равно было хорошее, потому что безбашенность какая-то была, можно было похулиганить. А когда ты уже понимаешь, что в ответе за каждое свое слово, за каждый свой поступок… Все другим становится, хотя это понимание и не помогает тебе во всем.

Почему уходили куда-нибудь в пустыню, в отшельники? Потому что, живя в миру, легче, с одной стороны, очищаться и молиться, но с другой стороны, вы представьте, что это значит — жить наедине с собой… Мы уже так изуродованы этой жизнью. Это постоянное ощущение, что ты кому-то нужен, куда-то бежать, спектакль, съемка…»

Рассуждения Людмилы Чурсиной о культуре, о сегодняшней судьбе театра и кинематографа, полны невымышленной боли. В одном из интервью «Невскому времени» актриса говорила: «Наше общество больно. В нем есть недосягаемая элита, есть очень тоненькая прослойка, которую даже не назвать средним классом, — скорее, это люди, которые пытаются им быть, — и есть те, кто просто выживает. Конечно, говорят, что гусь свинье не товарищ, но все-таки в каждом есть стремление быть счастливым, быть здоровым, есть желание, чтобы его понимали, слышали, слушали. Поэтому я думаю, что в любой аудитории, даже самой разнообразной, разношерстной, можно найти тему, которая объединит людей. Публика разношерстна по внешнему признаку — богатство, престиж, который сегодня на первом месте, потребительское начало человека… Но как бы ни менялась жизнь, сколько бы ни проходило столетий, все равно пока эпиграфом судьбы человека будет „духовной жаждою томим“, — мы останемся людьми. И нас можно будет объединить какими-то чувствами, мыслями, достучаться до каждой души тонким к ней отношением, найти мысль, тот камертон, который всем будет понятен, свойствен — и настроить по нему человеческие души. Если это, конечно, не полностью деградировавшие люди».

В этом же интервью корреспонденту Алине Циопе нашлось место и для краткой, но, на мой взгляд, весьма выразительной характеристики сегодняшней политики, которая стала для меня еще одним свидетельством той оценки личности Людмилы Чурсиной, о которой уже говорилось: «Политика — дама сложная и подчас нечистоплотная. Поэтому она меня меньше всего сейчас интересует. Я живу своей жизнью: репетирую, играю, учу. У меня семья, близкие, друзья — в общем, что там с этой политикой происходит, я не знаю. Не читаю газет, не слежу за всеми этими заседаниями… Театр уже сам по себе — политика. Человеческая политика добра и зла, политика нравственности, политика, которая, как витамин для человеческой души, является для нее полезной и необходимой».

Эти неотступные мысли о назначении, о миссии, о том, как достойно и естественно нести возложенный на тебя свыше груз служить добру, свету, тому самому «витамину» человеческой душе, ощущая его отнюдь не грузом, а привилегией, счастьем, спасением собственной души — отличают и выделяют Людмилу Алексеевну Чурсину из ряда очень многих людей творческих и не только творческих профессий, заставляя воспринимать ее как яркого представителя оставшейся еще, к счастью, русской интеллигенции.

И вспомнилось неожиданно начало автобиографического романа-хроники забытого сегодня советского писателя Роберта Штильмарка «Горсть света».

Рассказывая о том, как в начале 70-х годов прошлого века он побывал в Псково-Печерском монастыре, Штильмарк повествует о посещении кладбища, на котором хоронили монахов. Настоятель позволил писателю осмотреть пещеры с захоронениями, лично сопровождая его. И вот…

«Из открывшегося черного отверстия потянуло еще большим холодом. Поистине, это было дуновение могильное!

— Тут как раз — одно из старейших захоронений, — говорил Настоятель. Он нагнулся, перешагнул во мрак приоткрывшегося склепа, подал мне руку и помог последовать за ним. Я ничего не видел в этой тьме. Голос моего спутника звучал глухо, и была в нем некая торжественность.

— Вот где можно воочию увидеть, что есть человек! — услышал я. — Приглядитесь получше… Тут положили его во гробу-колоде восемь ли, девять ли столетий назад. И теперь… Вот он, след его земной!..

Настоятель наклонился, шурша длинной своей рясой, пошарил рукой по песчаному дну или полу пещеры, и вдруг я увидел во мраке его ладонь, поднимающую со дна нечто слабо светящееся, фосфоресцирующее. Пальцы Настоятеля разжались, легкие искорки этого загадочного света редкой струйкой пролились вниз и померкли.

— Видели вы? Осталась от человека на Земле — одна горсть света! Какой ни мрак кругом — нам она приметна. Такое, стало быть, назначение наше в земном мире — хоть горстью света, но просиять!»

Нет, не случайно вспомнились мне эти слова! В них звучит неиссякаемая вера в человека, в силу его духовности, не исчезающей и века спустя. И ради этой веры, ради «горсти света», остающейся от нас, и существует великая мировая культура, которая порой и неосознанно формирует наши души, а значит — рано или поздно сумеет вылечить больное общество.

Уверена в том, что именно этому настоящему и будущему осознанно служит замечательная актриса не только «золотого века» советского кинематографа и театра, но и сегодняшнего, совсем не золотого. Но с тем большим упорством, вопреки многим и многому, утверждая принципы добра, красоты, нравственности — Людмила Алексеевна Чурсина…