Наталья Старосельская - Алина Покровская. Дорога цветов

Борис Морозов рассказывал в одном из интервью, что пьесу «дописывали» во время репетиций: уточняли характеры, ситуации, взаимоотношения персонажей. И в результате напряженной работы была создана поистине удивительная атмосфера, где одно просвечивало сквозь другое, «сквозили», словно тени, исторические и вымышленные персонажи, не смешиваясь в единую безликую среду. Морозов поставил сон о прошлом, гипнотический сеанс, на котором присутствовали если не в качестве тех, кто усыплен, то неизбежно в роли наблюдателей и за усыпленными и – одновременно – за теми, кто усыплял.

Ипатьевский дом напоминал мышеловку без стен. Казалось бы, ничем не ограниченное пространство должно было быть наполнено воздухом, но его и в помине не было. Отсутствие стен делало «прозрачным» бытие императорской семьи, чем бы ее члены ни занимались: чтением Чехова, празднованием дня рождения цесаревны Анастасии, диспутами о будущем.

А в это время в нашей стране происходило много того, что пыталось в какой-то мере реставрировать прошлое: желательно, немедленного и полного – всего того, что безвозвратно кануло в Лету. Создание Имперского балета под руководством талантливого танцовщика Гедиминаса Таранды; Дворянского собрания в помещении Института марксизма-ленинизма, где длинные, давно неремонтированные коридоры украшали синие таблички с надписями «Начальник отдела кадров», «Комендант», «Столовая» и т. д., пространные и томные беседы людей, в которых даже отдаленно невозможно было заподозрить ни по речи, ни по манерам, ни по внешности потомков представителей российского дворянства; громкие попытки некоторых наших звезд эстрады и кинематографа заявить о своих дворянских корнях, менее всего сочетающихся с их манерами и воспитанием…

С одной стороны, это напоминало нечто в духе Франца Кафки и театра абсурда, с другой же – казалось горьким и мучительным сном, ничего общего не имеющим с попыткой обретения былого величия страны. Это был морок без какого бы то ни было просвета, без возможности какого-то выхода. Поэтому, наверное, особенно важным оказалось в спектакле «…И аз воздам» совсем иное, чутко услышанное режиссером и артистами в шуме и смуте времени резкой смены всех прежних идеалов. И совсем не случайно звучало признание Юрия Соломина, сыгравшего в том спектакле роль Николая Александровича Романова: «Я никогда не думаю о том, что играю царя, я играю человека, с его силой и слабостью, сомнениями и душевной болью».

Роль, сыгранная Юрием Соломиным, по общему признанию, стала выдающейся. Непостижимым образом артист давал понять, что за характером последнего царя стоит не просто трехсотлетняя династия Романовых, правителей великой империи, но та высота происхождения, та кровь, которые не могут ни в коей мере уравнять его с самозванцами, явившимися уничтожить семью, вырвать корни страны.

Кто-то из журналистов не без оснований подметил: именно после того царя, каким мы увидели его у Юрия Соломина, стало возможно обсуждать проблемы канонизации Николая II. В образе, созданном артистом, увидели живого, страдающего, но духовно несломленного человека – и что-то, несомненно, подвергло глубокому сомнению для нас в том штампе, который казался раз и навсегда сложившимся и сомнениям не подлежащим.

Эту же «линию», может быть, не совсем согласованную с образом, данным Александром Солженицыным, но, несомненно, умноженную на полученный нами опыт, продолжает и Андрей Егоров, играющий Николая II в «Красном колесе». Он вызывает своей растерянностью и одновременно пониманием будущего сочувствие, сопереживание той безжалостной судьбе, что коснулась не его одного, но всей семьи: жены, матери, братьев, детей. И – значительно шире – огромной страны.

Но насколько коснулось это именно всей страны, понимает по-настоящему лишь его мать, вдова императора Александра III, Мария Федоровна.

И сама эта тема – не последних дней династии Романовых, а тех месяцев, что привели к ним, исследовал Борис Морозов в своем «Красном колесе», где Алина Покровская играет небольшую по объему, но чрезвычайно важную для атмосферы всего спектакля роль вдовствующей императрицы. Играет – блистательно, с абсолютно точным пониманием (единственная из царской семьи!) всего, что произойдет в результате отречения Николая от престола. Решительная, властная, сильная женщина, не позволяющая себе открыто руководить сыном-императором, но в минуты, когда они наедине, яростно высказывающая ему, чем обернется поступок Николая для государства Российского. Собранная, но ни на йоту не потерявшая своего женского обаяния в «сковывающих» привычными и необходимыми для двора манерами, выдержкой и – заботой о детях Николая, Мария Федоровна прекрасно понимает, что отречением сын подписал смертный приговор не только себе и своей семье, но трехсотлетней династии и всей России.

Алина Покровская предстает в этом спектакле императрицей Божьей милостью, обладающей поистине императорским достоинством, манерами, речью, но и женщиной – матерью, бабушкой. Однако ни на миг не забывающей о том, в чем именно заключен долг государя по отношению к своей стране. И именно это впитанное, жестко усвоенное чувство долга является побудителем каждого ее слова. Одним из незаменимых пунктов свода правил, без которых не может обойтись никто и ни в каких обстоятельствах.

Очень точно сказал об этой работе актрисы Борис Морозов: «Как трагично, мощно она звучит в “Красном колесе” Солженицына! Она играет царицу-мать, вдову Александра III. Ей подвластны самые разные жанры, от комедии до трагедии. А здесь, в этом образе, органически соединились черты характера яркого, патриотического и ранимого. Такого, как она сама…»

В спектакле «…И аз воздам» звучала мысль доктора Боткина [38] Эту роль очень выразительно исполнил Юрий Каюров. – Прим. авт. , сформулированная в разговоре с одним из тех, кто устранял царскую семью, отправляя ее в Ипатьевский дом. Сформулированная просто и от того особенно трагично: «Вам чужд имперский блеск России, ее державная поступь. Вам еще придется вернуться на путь абсолютной власти, но в кощунственном и кровавом искажении ее идеи. Абсолютная власть, лишенная Божьего благословения, – ничего страшнее мир не знал».

Последующие десятилетия не раз подтверждали истинность этого высказывания, но, похоже, уроком так и не смогли стать…

Когда видишь перед собой императрицу Алины Покровской в «Красном колесе», невольно вспоминаешь изданные на русском языке несколько лет назад дневники Марии Федоровны, писанные частично в Крыму и в Дании, куда она смогла уехать после революции. Если актриса читала их – проникла глубоко и основательно; если нет – произошло одно из тех театральных чудес, что случаются время от времени: совпадение оказалось ошеломляющим! Настолько, что за ним вырастает то, чего нет в объемной эпопее Солженицына: ее боль, горечь, неистребимая любовь к сыну и внукам и – еще на долгие годы сохранившаяся в душе надежда, очень горячая надежда на то, что хотя бы кто-то из них сумел выжить…