Сергей Беляков - Парижские мальчики в сталинской Москве [litres]

Кстати, офицеры не бежали. Сталин принял решение эвакуировать большую часть Наркомата обороны, Наркомата военно-морского флота и Генерального штаба, оставив в Москве только оперативную группу Василевского. Офицеры не бросили семьи, а попытались вывезти их с собой на восток. Но на простых москвичей спешная эвакуация военных должна была произвести самое тягостное впечатление. Если уж военные бегут, то что остается простым людям?

Лидия Либединская упоминает интересную подробность: 16 октября в Москве вновь появились извозчики. Очевидно, это были крестьяне подмосковных деревень. Их чутью на политико-экономическую конъюнктуру могли бы позавидовать биржевые брокеры с Уолл-стрит. Мужики предлагали бегущим из Москвы свои услуги, причем за очень высокую плату.

Панику подстегивали слухи. “Немцы-то уже в Кунцево…” 1057 – “всхлипнув, сказала” какая-то пожилая женщина на переходе у Садового кольца. “Немецкий десант высадился в Химках” 1058, – уверял Валентин Катаев. Георгий Мирский слышал, как люди “в очереди перед закрытой дверью булочной” пересказывали подобные слухи друг другу: “«Говорят, немцы уже в Голицыно», «А вы не слышали – говорят, Тула взята», «Да, недаром Гитлер обещал провести ноябрьский парад на Красной площади»”. 1059

Некий “шпион в красноармейской форме” убеждал народ не покидать Москву, “потому что Гитлер несет порядок и хорошую жизнь. Слушавшие его выразили протест, тогда он в доказательство вытащил из кармана листовку и предложил прочесть ее”. 1060Этого “шпиона” (или просто паникера, сбитого с толку, растерянного человека) арестовали благодаря бдительности некоего товарища Анисимова.

Но паника продолжалась. Начались грабежи продовольственных магазинов, “испуганные продавцы и кассиры куда-то исчезли”. 1061Неподалеку от Тишинского рынка люди тащили ящики с водкой и продуктами. Директора магазинов бежали, “прихватив с собой кассу”. Многие магазины в тот день стояли закрытыми: “…на дверях замки, витрины были заложены деревянными щитами, в одном месте разбитое стекло валялось грудой осколков на тротуаре под вывеской ювелирного магазина, из пролома тянуло мрачной пустотой, как из заброшенного помещения, и манило, влекло заглянуть туда, в нежилой каменный холод, где, видимо, прошлой ночью совершилось преступление”. 1062

В других магазинах сохранялся относительный порядок. Даже товары стали продавать без карточек, включая дефицитное сливочное масло. Распродавали запасы: пусть лучше свои съедят, хотя бы немцам не достанется.

Власти вовсе не были столь щедры. Председатель Моссовета Василий Прохорович Пронин, с разрешения Анастаса Ивановича Микояна, распорядился раздать москвичам по два пуда муки. Сталин по этому вопросу еще и отчета потребовал. Однако на местах приказы начальства уже мало кто слушал. В магазинах и на складах продуктов скопилось достаточно, было чем поживиться. Так что делили и колбасу, и тушенку, и водку, и даже конфеты. Директор знаменитой кондитерской фабрики “Рот Фронт” товарищ Бузанов велел раздать рабочим печенье и конфеты со склада. При раздаче бесплатных продуктов, как это часто бывает в таких случаях, вспыхнула драка 1063, дорога с кондитерской фабрики “Большевик” “была усеяна печеньем” 1064. Мясокомбинат имени Микояна будто бы разграбили: “Сотни тысяч распущенных рабочих, нередко оставленных без копейки денег сбежавшими директорами, сотни тысяч жен рабочих и их детей, оборванных и нищих, были тем взрывным элементом, который мог уничтожить Москву раньше, чем первый танк противника прорвался бы к заставе. Армия и гарнизон не могли справиться с напором стихийного негодования брошенного на произвол судьбы населения” 1065, – записал в дневнике молодой преуспевающий писатель Аркадий Первенцев. Он и сам успешно “эвакуируется” из Москвы на собственном автомобиле. Правда, толпа разъяренных москвичей остановит его машину. Проверят документы. Но узнав, что Первенцев не директор, вообще не начальник и даже не еврей, его отпустят.

Город опустел на глазах: “Арбатские переулки были тихи, мертвы, их продувало осенью, клочки газет, обрывки афиш несло мимо заборов, волокло по асфальту, собирало бумажным мусором вокруг фонарей, подле закрытых парадных старых особнячков…” 1066

“До самой смерти не забуду этот день, <���…> единственный день в моей жизни, когда я наблюдал полный хаос, отсутствие всякого подобия власти, – писал Георгий Мирский. – Радио зловеще молчало, и уже это само по себе о многом говорило: молчат уличные громкоговорители, всегда оравшие во всю мочь. Милиции на улицах нет. Городской транспорт не работает. Станция метро «Маяковская» закрыта. Никаких войск не видно. На площадь Восстания (Кудринская) вытащили откуда-то пушку и не знают, в какую сторону ее повернуть”. 1067

14-го, 15-го и ранним утром 16 октября эшелоны вывозили советских писателей в Чистополь, в Куйбышев, в Ташкент. Вывозили не всех, а лишь “имеющих какую-нибудь литературную ценность”. 1068Разъезжалось и литературное начальство, ценность которого не оспаривалась: “Союз всех бросил, и «вожди» улепетнули. Говорят, Фадеев поехал на фронт. Вранье! Поехал в Казань, по всей вероятности”. 1069Мур ошибся только в одном: Фадеев уехал не в Казань, а в Куйбышев.

Эмма Герштейн надеялась уехать вместе с Анной Ахматовой. Договорились, что она придет к Ахматовой ранним утром 16-го. Герштейн пришла, но Ахматову не застала. Оказывается, еще ночью к Анне Андреевне пришел Борис Пастернак и сказал, что поезд стоит на платформе. Так они и уехали.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЭММЫ ГЕРШТЕЙН: Я шла по улицам и плакала. Кругом летали клочья рваных документов и марксистских политических брошюр. В женских парикмахерских не хватало места для клиенток, «дамы» выстраивали очередь на тротуарах. Немцы идут – надо прически делать. 1070

Увы, свидетельство Эммы Герштейн не только надежное, но и не единственное. Актриса Елена Кузьмина, жена Михаила Ромма, очень удивилась, увидев полотера, который куда-то “спешил со всей своей полотерной снастью”. Неужели в такое время есть заказчики, клиенты?

“– А как же… Сейчас самые заработки. Немцев ждут. Готовятся.

– Кто это ждет немцев? Да что это за люди?

– А может, они всю жизнь этого ждали…” 1071

Услуги полотеров заказывали люди обеспеченные, представители новой советской элиты. Но встречались такие коллаборационисты и среди совсем простых людей.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ДАВИДА САМОЙЛОВА:

В подъезде стоял сосед Мухин.

– Ай да Гитлер! Ай да молодец! – сказал он гнусавым голосом хулигана.

Тут же стоял жуликоватый управдом. Вместе они отправились грабить нашу квартиру. 1072

В доме на Софийской набережной в годы войны жила девочка Зоя Волоцкая. Было ей в октябре 1941-го лет десять или одиннадцать. Она запомнила, как однажды к ним в коммунальную квартиру пришла “управдом Ульянова”. Принесла “фотографии Гитлера и сказала, что у кого будет висеть такой портрет, того немцы не тронут”. Портретик взяла себе некая Матрена Прокофьевна, торговавшая на улице газированной водой. 1073Явно не из любви к идеям фашизма и нацизма, а лишь как “охранную грамоту” от немцев.