Сергей Беляков - Парижские мальчики в сталинской Москве [litres]

Из газет парижане узнали, что солдатам на фронте скучно. Чтобы их поддержать, отправляли на фронт посылками футбольные мячи, патефоны, игральные карты, “различные игры, полицейские романы, крепкие напитки, шелковые платочки”. 313“Любящие жёны посылали офицерам жилеты из шерсти, наполеоновский коньяк, консервы, изготовленные лучшими поварами столицы”. 314Французские солдаты, случалось, играли в футбол с немецкими. А если с германской стороны вдруг раздавалась пулеметная очередь, то немцы оправдывались: простите, французы, это у нас один дурак, новобранец-неумеха, нечаянно на гашетку нажал.

За четверть века между 1914-м и 1939-м переменился сам характер народа. Летом 1914-го французы буквально рвались в бой: надеялись на быструю и легкую победу, на “увеселительную прогулку в Берлин”. Война оказалась совсем другой. Бесконечно долгой, кровопролитной, очень тяжелой. Но французы всё выдержали. Они отразили несколько мощнейших наступлений кайзеровской армии. Несли большие потери, но сравнительно редко сдавались в плен: доля пленных 315в структуре потерь всего 11,6 %. 316Для сравнения: у итальянцев – 25,8 %, у португальцев, вступивших в ненужную им войну под давлением Великобритании, – 37,2 %. Даже у сербов, героически защищавших свою родину, – 14,6 %. Потери России пленными даже страшно упоминать – 51,8 %. [37] Такие данные связаны в первую очередь с развалом армии после Февральской революции и приказа № 1. Но заметим, что очень многим русским солдатам эта война была чужда и непонятна, так что вполне объяснимо их нежелание погибать за далекие и загадочные Босфор и Дарданеллы, за сербов, которых русские видели куда меньше, чем немцев.

Но Франция надорвалась на этой войне. Люди вспоминали газовые атаки, артобстрелы, окопы, вшей, продовольственные карточки для мирного населения. По улицам Парижа и Лиона, Марселя и Гавра еще возили инвалидов в колясках – живое напоминание о кошмарах мировой войны. Один из героев романа Ильи Эренбурга “Падение Парижа” объясняет настроения парижан историческим опытом, воспоминанием о недавнем прошлом, о “Великой войне”, которая навсегда изменила страну: “Когда началась война, они еще были детьми; вместе с толпой они жгли молочные «Магги», кричали «в Берлин!», восхищались шароварами зуавов и высокими неуклюжими такси, которые увозили солдат к Марне. Потом они увидали безногих, изуродованных, отравленных газами. Тыл вонял карболкой, чернел вдовьими платьями. Приезжая в отпуск, отцы говорили о вшах, о грязи окопов, о трупах, разлагающихся среди проволочных заграждений”. 317

В двадцать межвоенных лет миллионы французов и британцев повторяли: “Только бы это не повторилось”. Близкое к нашему “Лишь бы не было войны”.

ИЗ РОМАНА ИЛЬИ ЭРЕНБУРГА “ПАДЕНИЕ ПАРИЖА”: Женщины, запасаясь рисом и сахаром, приговаривали: “Хоть бы не было войны”. И повсюду находились люди, которые отвечали: “Ее и не будет. Какое нам дело до чехов?” 318

Мур хорошо помнил Францию в сентябре 1938-го, во время политического кризиса, который завершится Мюнхенским сговором. Но пока “сговор” не состоялся, казалось, “всё кончено, война неизбежна”. “Я шел по Итальянскому бульвару и повторял: «Нет, это невозможно. Неужели в такой райский день, когда такое синее небо, неужели разразится война?»” 31920

Но война не разразилась, Даладье, Чемберлен и Муссолини подписали с Гитлером соглашение, по которому Чехословакия, даже не приглашенная на переговоры, вынуждена была передать Германии Судетскую область. И тогда “по Парижу <���…> пронеслось одно и то же слово «сговорились»”, но оно принесло парижанам “огромное облегчение, как глоток воздуха задыхающемуся. <���…> Слава богу, на этот раз миновало”. 320

Когда война все-таки началась, буржуа возмущался: “Нет, вы мне скажите, кому нужна эта война? Наплевать мне на поляков!” 321Как же французы 1939-го отличаются от французов 1914-го!

Илья Эренбург был профессиональным пропагандистом высочайшего класса. Но его слова подтверждаются многими французскими источниками: от воспоминаний историка Марка Блока до дневника феминистки Симоны де Бовуар. Симона писала, как далеки от патриотизма были разговоры французов: “Они с издевкой распевают патриотические песни минувшей войны, потом антимилитаристские песни…” 322Дух у солдат был “отвратительный”. Рассуждали “лишь о том, как бы повредить себе глаз, чтобы не идти на фронт”. 323Антимилитаризм пропагандировали коммунисты. Морис Торез дезертировал из армии и уехал в СССР. Французские коммунисты трактовали войну с Гитлером как “вторую империалистическую”, чуждую интересам народа.

Обыватели надеялись, что война так и останется “странной”, что французская армия отсидится за линией Мажино и вместе с англичанами задушит Германию блокадой и экономическими санкциями. Верили “в «дипломатическую» войну, где не будет сражений”. 324

И вот 10 мая 1940 года вермахт и люфтваффе начали операцию “Гельб”. Огромная и неповоротливая, укомплектованная в основном пехотными дивизиями группа армий “Б” генерал-полковника фон Бока вторглась в Голландию и Бельгию. Этого ожидали и французские генералы, и британские генералы, и бельгийский король Леопольд. На помощь Бельгии и Голландии тут же выдвинулись британский экспедиционный корпус и три французские армии. Так они угодили в ловушку, подготовленную немцами. Южнее группа армий “А” генерал-полковника Рунштедта прорвала слабую оборону бельгийцев и французов в Арденнах и вышла во фланг и тыл всей франко-англо-бельгийской группировке. Так футбольный нападающий ловит вратаря на противоходе: вратарь бросается в угол ворот, а мяч влетает в сетку ровно в том месте, где вратарь был секунду назад.

Союзники оказались в клещах двух немецких групп армий. Британцы успели эвакуировать и свои войска, и даже часть французских. Но положение Франции было отчаянным. Дорогостоящую линию Мажино, на которую так полагались французы, немцы просто обошли. Французских войск было еще много, но они оказались деморализованы. Случалось, что целые подразделения разбегались из-за нескольких разорвавшихся вблизи немецких снарядов. Один только вой сирены пикирующего бомбардировщика Ю-87 вызывал у французских солдат панику, делая их совершенно небоеспособными.

Правительство бежало из Парижа в Бордо. Столицу не стали защищать, объявив открытым городом. Вскоре открытыми объявят все города с населением больше 20 000 жителей.

Войска на линии Мажино попали в окружение. На этот раз пленные составили 82,7 % потерь французской армии. Наши солдаты “позволили слишком легко себя победить” 325, – писал Марк Блок, выдающийся историк, капитан французской армии.